Обывателю хотелось думать, что она простая русская баба, своя в доску. А Нонна с детства пыталась подражать матери, быть — даже при своем росте, комплекции и сороковом размере ноги — женственной и нежной. Ей давали играть Дусь, Клав и Матрен, а она надевала ажурные перчатки, чтобы не выдать натруженных рук.

Семья-то большая...
— Мама ее, Ирина Петровна, — из станицы Старощербиновская, — вводит в курс дела Марина Сидоренко, замдиректора Ейского историко-краеведческого музея. — В 12 лет оставшись сиротой, она попала в семью священника. И поскольку обладала уникальным голосом, была определена петь на клиросе. Потом вышла замуж за Мордюкова из Глафировки, родила Нонну...
— А говорят, он удочерил ее, дал свою фамилию? 
— Как я могу утверждать то, в чем не уверены даже сестры? Все были Мордюковы, все — Викторовны и Викторовичи. Мама умерла в 50 лет от рака. А отец, хоть и вернулся с войны инвалидом, жил долго. Правда, после рождения шестерых детей супруги расстались. Тем не менее, все общались и с отцом, и с матерью.
— И Вы ни от кого не слышали, что Виктор — не родной отец актрисы? 
— Посмотрите на фото детей — они ж все на одно лицо! 
— Порой и муж с женой похожи...  
— Это могут быть домыслы сельчан. Ирина Петровна была влюбчивая. Конечно, дети больше на нее похожи, чем на отца. Есть в них что-то аристократическое.
От кубанской столицы до Ейска — больше двухсот верст. Курортный городишко на краю земли. Лиман. Залив. Чуть дальше — Азовское море, теплое и мелкое, рай для малышни. И все-таки — тупик. Даром, что в детстве об этом не думаешь... Ейск Нонна Викторовна вспоминала с удовольствием. Здесь она окончила школу. Бегала на танцы и в кино, встречалась с моряками, без которых еще недавно представить себе приморский городок было невозможно. Но вообще, по рассказам старожилов, помоталась будущая звезда — не дай Бог никому. Станицы Отрадная и Старощербиновская, хутор Труболет и село Глафировка. Только в Ейске семья сменила несколько квартир: Коммунаров, Азовский переулок, Карла Либкнехта... В книге «Не плачь, казачка!» актриса вспоминает дом со львами. Теперь там расквартированы учреждения. Рядом выросло что-то несуразное краснокирпичное. Большой двор уж не тот. А львы так и сидят при входе. Благородные, грустные и неприкаянные.
— Мама — одна из первых комсомолок, женщина-тракторист, председатель колхоза, вот ее и перебрасывали с места на место, хозяйства поднимать, — объясняет Марина. — При этом она всегда выглядела как дама городская. Прическа, манеры... Увлекалась оперой. Слушала по радио, а потом воспроизводила по памяти. У Нонны голос, конечно, от матери. Тоже душевно пела, с детства.
Ей хотелось танцевать, бегать на свидания, влюбляться. А приходилось быть мамкой двум братьям и трем сестрам. Ирина Петровна из Ейска ездила на работу в колхоз, иногда и ночевать там оставалась. Нонна кормила, купала младших.
— Все были на ее плечах. С мальства с ними нянькалась. Уехав в Москву, всех потихонечку перетянула к себе. А потом и мама перебралась в Люберцы. 
Когда матери не стало, всю заботу о детях Нонна Викторовна взяла на себя. Стремилась, чтобы получили высшее образование, добивалась жилья. И продолжала помогать, даже когда они создавали собственные семьи: доставала коляски, кроватки... Сегодня все — москвичи. Наталья, которая в последнее время ухаживала за Нонной, устроила в ее квартире мемориальный музей, хотя и не доступный пока для широкой публики. Геннадий служил начальником погранзаставы. Татьяна и Людмила в этом году побывали на Кубани со съемочными группами — к юбилею народной любимицы ТВ покажет новые документальные фильмы. 
— Неужели и сестры не знают места рождения актрисы? 
— О Константиновке Донецкой области ничего не могли сказать — все воспоминания Нонны Викторовны связаны только с Кубанью. Возможно, она и родилась на Украине, но была сразу же привезена в Старощербиновскую или в Отрадную.
— Отчего же глафировские жители обижены: мол, детство ее здесь прошло, а она не приезжала? 
— Там были ее сестры, и директор музея попросил: «Нонна же наша, глафировская. А у нас ничего нет. Может, передадите что-то из личных вещей?» Нонна Викторовна была еще жива. И когда ей рассказали о просьбе, возмутилась: «Да я эту Глафировку и не помню!»
— Мы делали официальные запросы, — подводит меня к витрине школьного музея в Ейске краевед Елена Состина. — Факт рождения ее в Глафировке не подтвердился. А из Константиновки пришло письмо на украинском: имеется акт записи, «номер такой-то от 1 грудня 1925 року... яка народилася 25 листопада... Ее мати Литвинова Ирина». Следующей строчкой обычно идет «ее тату». Здесь этой фразы нет...

В гостях у Поддубного
Архивная книга ведомостей хранит итоговые оценки выпускников 1945 года. В аттестате Нонны — тройки, четверки. Единственная пятерка — по естествознанию.  На экзамене по химии, отвечая на вопрос билета «Малярный раствор», получит трояк. За последнюю новеллу Чехова и правописание не с причастиями — 4/4. Слабая любовь к знаниям скажется и во ВГИКе — Мордюкова с жадностью кинется изучать специальные предметы вроде актерского мастерства, а из-за двоек по общеобразовательным дисциплинам окажется в шаге от исключения...
О детстве и юности народной артистки рассказать уже практически некому. С одноклассницей Клавой Хорошайло и соседкой по двору Надей Ермаковой Нонна бегала на танцы. 
— Мама Клавы, Мария Марковна, хорошей портнихой была, кофточки девчонкам шила, — вспоминает Татьяна Коляда, живущая в Азовском переулке, рядом с бывшим домом Мордюковых.
— Вы дружили с Нонной? 
— Да что вы, у нас десять лет разницы в возрасте. Она уже в «Молодой гвардии» снялась — приезжала в Ейск, заходила к подружкам. Ей 21, мне — 11. Семья Клавы как раз переехала в дом Мордюковых в Азовском переулке. Ну и я рядом, в том же дворе. Мы всегда знали, когда она в городе. Хотелось бежать, смотреть на нее. Приятная была очень. Душа раздольная! Могла спеть, сплясать, пошухарить. Все от нее без ума были! И с Тихоновым, кажется, один раз приезжала. 
— Не зазналась, получив Сталинскую премию? 
— Боже сохрани! Нонна ж такая ответственная! Старшая! Гена подрос — она его сразу в Москву взяла, в военное училище определила. Это его сын Илья в Чечне с Еленой Масюк в яме сидел... Потом Наташу забрала. Таню лечила — она с детства прихрамывала. А Людмила недавно купила в Ейске двухкомнатную квартиру. Приглашала меня в гости. И что же? Все разговоры — только о Нонне... Однажды попросила: «Покажи двор с нашей кормилицей-шелковицей». Дерево не сохранилось. Но дом мы нашли... В детстве я бывала у них. Жили они бедно. Из мебели — самодельный столик да пять кроватей. Все время на чемоданах... В общем, приходили мы с девчонками и давай скакать по кроватям. Мне-то мать дома не разрешала это делать. А у них потолки высокие. И дом красивый был на Карла Либкнехта...
— А мы с Нонной помидоры на колхозном поле собирали, — вспоминает художник Юрий Коротков. — Она после съемок в «Молодой гвардии» к матери на каникулы приехала. Ирина Петровна работала на руководящих постах. Но питались в семье плохо. Очень порядочная была женщина, честная. Однажды мне пришлось отвозить собранные овощи на консервный завод. Стал грузить. А ребята шепчут: «Возьми ящик Нонке, тетя Ира ничего не берет, а у них есть нечего». Я с радостью согласился. Заодно и крестному своему, дяде Ване Поддубному, взял. Тетя Ира увидела меня с ящиком да как закричит: «Я тебя уволю!» (смеется). Нонка-то на поле всем пример показывала. И работала, и песни с женщинами пела. Мать их всех к труду приучила, сама в Глафировке кружок самодеятельности вела. Бывало, придут к нам, затянут с моей мамой украинскую песню — вся улица слушает. Люди замирают у распахнутых окон. А в детстве мы все к Поддубному ходили. Он тоже любил украинские песни, русские, дружил с Шаляпиным. Нонна и моя сестра Катя под ногами крутились. А я совсем мелкий был, меня дядя Ваня, как гирю, кверху подбрасывал... 
В то же лето в Ейске гастролировал Армавирский театр. Пошли и Нонна с Юрой. Сели в первом ряду. Ждут. Вдруг открывается боковая дверь, входит чиновник: «Сегодня в зале присутствует исполнительница роли Ульяны Громовой...»
— Помню, у Нонки тогда еще коса мощная была. Она встала смущенная. Покраснела. Не ожидала такого приема. А вообще, веселая была, принципиальная. Отпор кому надо могла дать. Ну, что еще рассказать? Мне лет шесть было, когда Нонка села на мой велосипед и раздавила его. Трехколесный! Такой красивый! Под палех расписанный. До сих пор не могу забыть детскую обиду. Да и она всю жизнь помнила — тетя Ира так ругала ее! (Смеется). Но я все равно ей стихи посвятил. Мы ведь как родные были. Наши матери крепко дружили. Но моя ничего не рассказывала. Знаю только, что зачали Нонну в Глафировке. Но пацану — 18, тете Ире — 21. Он же не мог на ней жениться!
— Откуда ты знаешь?! — возмущается из соседней комнаты сын Петр.
— Мы в это не лезем, не наше дело, — пытается сгладить невольно возникший спор жена Юрия Петровича Надежда. — У них, вон, еще пять детей в семье, и никто толком ничего не знает. 

«Она его покрыла, а он Нонку на себя записал»
Родные не все знают, что уж взять с посторонних? Пожилые забывают имена, за давностью лет путают даты и события. Молодые пользуются информацией вроде «одна баба сказала»... Жила ли Нонна Мордюкова в Азовском переулке? Где была во время оккупации Ейска? Приезжала ли спустя годы в Глафировку, в Отрадную? Почему мать стала Литвиновой, если на родине в Старощербиновской была Зайковской? Отчего младший брат актрисы носит фамилию Литвинов, а отчество — Алексеевич? А ведь это только то, что касается домосковского периода жизни Нонны Викторовны и ее семьи. Больше встреч — больше вопросов. И все меньше шансов найти верные ответы. Сегодня на Кубани об актрисе часто рассказывают те, кто не знал ее, не общался, не является родственником. А склонность к фантазиям еще никто не отменял.
Несколько человек в Ейске убеждали меня: в селе с красивым женским названием Глафировка ловить нечего. Дом не сохранился... Людей не осталось...
— Когда стали организовывать колхозы, мать Нонны по партийной линии направили сюда, в Глафировку, — откладывает в сторону недочищенную картошку Валентина Афоничева. — А у нее здесь случилась любовь... Мне свекр Семен Петрович рассказывал. Род их большой был. Парни все молодые, красивые, бл...витые... Никого не осталось. А я слова свекра запомнила: «Нонка — наша!» Она и похожа на их породу: нос прямой, короткий, греческий... Мать-то ее забеременела. А у них чужих брать не принято. В общем, не рожала она здесь. Точно. И потом не вернулась. Тогда ведь коммунисты раскулачиванием занимались. Она, небось, во главе стояла. Мордюков тоже попал под раздачу. Мать Нонны и договорилась: возьмешь официально замуж, ребенка на себя запишешь, а я сделаю так, чтобы тебя в Сибирь не сослали. Но вы лучше у бабы Тони спросите. Она самая старая на нашей улице, помнит, кто с кем любовь крутил...
— А шо я помню-то? — встретила меня на крыльце своего дома баба Тоня, то есть Антонина Кравченко. — Як она в 41-м году пришла до нас? Ну, на Лиман сходыли. Я з ней побачилась... Потом она до Нинки пишла, я — до дому... Да шоб ты сдох!
Махнув рукой на заливающуюся лаем дворнягу, Антонина Порфиловна продолжает:
— Больше мы з ней не бачились. До того, як я бачила ей в кино. В «Молодой гвардии». «О! Да то Нонка! Глянь! На пробор волосичку...» Откуда ж мы знали, шо она уже в артисты пробылась. Ага... А потом читаю в ролях: Нонна Мордюкова... Больше ничего за ней не знаю. До нас не приезжала никогда. Оно-то, вишь, как у матери с Александром Афоничевым получилось. Уехала в свою Щербиновку. Там родила и вышла замуж за Мордюкова. Вин был богатенький, предстоял к высылке. Раскулачивали, ага... А вона была ж партийна. Его покрыла, а вин Нонку на себе записал. И все. И вышла она Мордюкова... 
— Афоничеву, что ж, родители запретили жениться? Или сам не захотел? 
— Ну, откуда я, деточка, знаю? Нонна родилась в 25-м, а я — 27-го. Як я могу знать? Вот тако дило. Шо я знала, це сказала... Просто мий отец был женат на Ириной тетке. Но она непутева была, они разошлися... Кто знал, что Нонна стане известна?.. Я бы все родителей расспросила. До корки... Но кто ж це думал!
— Фильмы-то с Мордюковой смотрели? 
— Ну, а як же!.. Мы дывилися... Очень нравилась!... И чувства були, что вроде знакомы... Мать ее з моим отцом в очень хороших отношениях була. В войну она на мельнице работала — мучки нам давала. Таки дело. А вот мне не нравится... Може выключати...
Прощаясь, Антонина Порфиловна высказала с досадой: «то проблема ее матери, не Нонки». С мудрой бабушкой не поспоришь. Только генетика — наука тонкая. Узнать, что за человек был настоящий отец Нонны Викторовны, интересно не только клану Мордюковых. Что тут зазорного?

Николай Угодник помог
Роль Саши Потаповой в «Простой истории» была написана специально для Мордюковой. И сыграна так, будто она сама всю жизнь была председателем колхоза. Выросла «Простая история» из кулиджановского «Отчего дома», где Нонна Викторовна тоже руководила колхозным хозяйством. Как вспоминала позже актриса, очень уж она хотела эту роль получить. Пробы прошли. Нужно было ждать. Худсовет заседал долго. А Нонна места себе не находила. Вдруг говорит сестре-школьнице: «Сходи, помолись Николаю Угоднику, чтобы дали мне эту роль». Та платочек повязала — и в храм. Вернулась радостная: «Поставила свечку — дадут тебе роль». Нонна уж и думать забыла, а тут сообщают: «Утвердили». Потом только узнала, что у Николая Угодника мать Нонной звали...
Сложно представить, чтобы мать — комсомолка, председатель колхоза — крестила свою Ноябрину. Но то, что в конце жизни Нонна Викторовна пришла к вере, ни у кого не вызывает сомнений. В квартире стояла бронзовая скульптура Иисуса... 
Актриса была уже очень плоха. Практически парализованную, ее выписали из больницы, дома все время лежала. В какой-то момент сестры решили: «Пойдем в другую комнату, помолимся за Нонну». Встали на колени, просят Бога... Вдруг открывается дверь — входит Нонна: 
— А что это вы тут делаете?
— Молимся за тебя.
— Ну, давайте, и я с вами.
Потом вышла из комнаты и снова легла. 
Однажды архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон, врач по образованию, прочел в газете, что его любимой актрисе Нонне Мордюковой нужны дорогостоящие лекарства. Всю жизнь всем помогавшая, сама она ни от кого ничего не принимала. Но владыке отказать не смогла. Его лекарства продлили Нонне Викторовне жизнь. Они стали общаться. А незадолго до ухода она попросила сестер, чтобы и отпевал ее архиепископ Никон. Когда ему сообщили, он примчался тут же, оставив важные дела. Взял благословение у Алексия II, совершил обряд и улетел обратно... 
25 ноября к памятнику Нонне Мордюковой, присевшей на ступеньках с корзиной жерделей — диких абрикосов, ейчане возложат цветы. Глава города напомнит школьникам об актрисе, прославившей их край. Старшему поколению бесплатно покажут «Родню». В художественном музее пройдет камерный вечер с классической музыкой и казачьими танцами... 

А назавтра снова будет обычный день: на бронзовые сильные колени заберется малышня, школьницы украдкой подкрасят актрисе ноготки на ножках, ухажер назначит свидание «у Нонны». И какая-нибудь гордая особа обязательно улыбнется: «Хороший ты мужик, Андрей Егорыч! Но не орел!..»
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /