Показательно то, как сообщают о происходящем СМИ разного направления, стоящие на разных политических позициях.

Так, левая «The Guardian» стерильно сообщает, что уроки (целью которых было ознакомление первоклашек с формами сексуальных взаимодействий между людьми и правами сексуальных меньшинств, а также побеждение предвзятости и гомофобии) встретили определенное сопротивление среди родителей. В связи с чем некоторые учебные заведения приняли решение о приостановке тематических уроков до достижения соглашения с родительскими комитетами.

Более правая и более разухабистая «Mail Online» прямо поясняет, что против ЛГБТ-уроков возражают представители мусульманской общины (составляющей в современной Великобритании около пяти процентов населения, но в Бирмингеме достигающей 21% жителей). А также публикует фотографии пикетов, в которых девочки в хиджабах и мужчины в традиционных для Пакистана головных уборах держат плакаты, смысл которых — в праве детей на выбор мировоззрения.  

В некотором смысле происходящее выглядит комично: в продвинутой, толерантной к меньшинствам стране схлестнулись два равно уважаемых меньшинства, идеология и образ жизни которых являются решительно взаимоисключающими.

Это не значит, разумеется, что в западном мире отсутствуют попытки скрестить ислам и классическую западную толерантность. Имеются такие деятели, как мэр Лондона Садык Хан и американская конгрессвумен Ильхан Омар, — одновременно козыряющие своими мусульманскими корнями и выражающие поддержку множественным движениям ЛГБТ. Однако это скрещивание происходит не на идеологическом поле, а скорее вопреки ему: жизнь часто заставляет политиков удерживать в голове взаимоисключающие вещи.

Но на уровне не политиков, а обычных человеческих людей столкнулись не просто два образа жизни, но два «инструмента выживания идеи». По понятным причинам основой мусульманской (как и любой другой религиозной) идентичности является приверженность ее членов нормам, прописанным в вероучении. И за свое право следовать нормативам своей религии и воспитывать в них же своих детей носители идентичности готовы бороться.

В свою очередь — залогом успеха «гендерной революции» является безостановочное крушение барьеров, ограничивающих альтернативные формы сексуальной жизни. В идеале целью ЛГБТ-активистов является не просто всеобщая «терпимость к секс-меньшинствам», но инсталляция в каждого современника уверенности, что обретение гомосексуального опыта является естественным в процессе поиска своей идентичности.

В более радикальных вариантах идеи (например, выраженном американской ЛГБТ-активисткой Марией Гессен, некоторое время пробывшей по ряду причин руководительницей целой вереницы российских престижных изданий) должен перестать существовать в том числе такой бастион гомофобии, как институт бинарной семьи. Поскольку бинарная, то есть нормальная, семья воспроизводит все те барьеры, которые мешают тотальному и бескрайнему сексуальному освобождению личности.

Тут, кстати, есть один нюанс. Возможно, речь идет не только о сознательных интересах каких-то отдельных активистов, «жаждущих приобрести больше сторонников», но и о действиях над- или бессознателных. Если пользоваться вульгарно-биологическими аналогиями, то «эгоистичный мем» действует в ментальном пространстве ничуть не менее агрессивно, чем «эгоистичный ген» из книг Докинза в пространстве эволюционном, — и обретает в некотором смысле собственную волю, стремясь максимально распространиться.

...Мы не беремся прогнозировать, кто победит в этой битве. Ограничимся констатацией, что речь идет именно о битве активных идеологий, каждая из которых имеет в «зонтичной для всех» идее толерантности и инклюзивности статус меньшинственной.

Для нас с вами эта битва интересна двумя моментами.

Во-первых — мы с некоторым удивлением можем констатировать, что, оказывается, «гей-пропаганда», о несуществовании которой лет пять назад так убедительно писали ведущие интеллектуальные издания Москвы, по мнению широких кругов британцев, все же имеет место.
Во-вторых же — стоит учесть, что таких конфликтов взаимоисключающих идей в современном передовом мире куда больше. В качестве примера можно привести нынешнее противостояние между Восточной и Западной Европами по вопросу беженцев/мигрантов.  
В свое время Запад всемерно поддерживал этнонационалистические движения в Восточной Европе (на тот момент бывшей частью социалистического блока), поскольку видел в национал-традиционализме противовес «советскому интернационализму». В итоге Евросоюз получил на своем восточном фланге целый ряд «национал-демократических» режимов разной степени упоротости, которые, с одной стороны, продолжают оставаться преимущественно на совесть антироссийскими — но в то же время оказываются неприемлемо антииммигрантскими. Продавить Восточную Европу даже на проведение гей-парадов оказалось достаточно трудоемкой задачей. Что же до «либерального интернационализма» — то его внедрить пока не получается вообще, ибо, с точки зрения национал-демократов, имеющих во власти восточноевропейских республик уже тридцатилетние корни, понаехавшие со своей религией и с иным цветом кожи выглядят куда более «чужими», чем любые «русские оккупанты».

Как вылезти из этого противоречия — передовой мир так пока и не придумал.

В этом смысле трудно не отметить, что в нашей стране, где все меньшинства (этнические, религиозные и сексуальные) представлены во вполне достаточном числе, противостояние между ними случается крайне редко. Главным образом потому, что волевым усилием государства никому из них не выдан в руки инструмент боевой идеологии. И никому не дано право принуждать окружающих к принятию собственного мировоззрения.

Это приводит нас к парадоксальному (для кого-то) выводу, что именно «запрет на официальную идеологию» делает нашу страну по-настоящему свободной.

Источник
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /