Ранее, в эпоху христианских государств, такого вопроса перед Церковью не стояло, ибо она должна была давать нравственную оценку деяниям власти, представители которой являлись её чадами, призывала руководствоваться интересами Церкви (чья главная цель – спасение душ). Духовная власть в государстве в идеале принадлежала Церкви. И это уже – политика, не правда ли? Однако какой быть православной политике в государстве, по конституции отделённом от церкви?

Принцип светскости государства никоим образом не лишает Церковь права давать оценку действиям властей. А главное предназначение Церкви – спасение душ в условиях любого государства и любой государственной политики –  выше требования лояльности государству. Ряд архиереев (их мы назовём позже) считает, что если власть принуждает верующих к отступлению от Христа (вспомним сгон в административном порядке бюджетников на «крестные ходы СЦУ»?) или греховным, душевредным с точки зрения Православия деяниям (например, вводя в обязательную школьную программу «секспросвет»), Церковь должна отказать государству в повиновении. Священноначалие может даже обратиться к своим чадам с призывом к «мирному гражданскому неповиновению».

И наоборот, Церковь может обращаться к государственной власти с призывом употребить власть в тех случаях, когда деятельность отдельных граждан, общественных групп или партий несёт опасность обществу или его части – церкви.

Подчеркнём, мы сейчас приводим мнение владык, которых никто ещё не успел обвинить в «политическом православии». Назовём их всё же. Епископы эти – все архиереи Московского патриархата. Включая всех архиереев Украинской православной церкви. Ибо приведенные выше положения взяты из Социальной концепции РПЦ, принятой в 2000 г. на Архиерейском соборе РПЦ, в котором, разумеется, принимал участие весь епископат УПЦ (МП) и других частей Русской церкви. Через два года указанный документ практически целиком лёг в основу Социальной концепции УПЦ (МП).

Там же перечисляются желательные «области соработничества Церкви и государства в нынешний исторический период». Среди них:

– миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях (чем, собственно, и занимается Блаженнейший митрополит Онуфрий, «вмешиваясь» не только во «внутреннюю» политику (отношения между официальным Киевом и самопровозглашёнными республиками), но и в международную (миротворческие отношения с «государством-агрессором»);

– забота о сохранении нравственности в обществе, поддержка института семьи, материнства и детства (в т. ч. посредством критики инициатив парламентских партий в сфере семейного права, «гендерного равенства» и «сексуальных реформ», то есть «вмешательством в законодательную политику»);

– диалог с органами государственной власти любых ветвей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений (что это, как не прямое участие в политике?);

– духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание.

Вот в последнем пункте у синодальных отделов, увы, проседание. Помнится, ещё в 2005 г., вскоре после «оранжевой революции» на Украине, радио «Радонеж» осведомлялось у тогдашнего зампредседателя Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата прот. Всеволода Чаплина, «какова может быть роль священства в противостоянии “оранжевым”».

«Наши приходы должны стать центрами общественных действий, – отвечал священник. – Создание молодежных групп, военно-патриотических кружков, организация молодежных лагерей – все это может осуществлять сообщество грамотных, ответственных мирян. Священник же должен взять на себя духовное руководство». На Украине тогда это было уже практически невозможно, момент был упущен. В Российской же Федерации, как рассказывал о. Всеволод, такого рода инициативы находили активную поддержку у местных администраций. И призывал развивать это взаимодействие, пока не поздно: «Надо стремиться к контакту со светскими властями. Очень важно, чтобы власти в результате этого контакта, наконец, поняли, что стоит работать с реальными силами, а не с виртуальными общественными организациями, которые можно то создать, то распустить. Пусть первое сложнее, а второе проще. Вот, на мой взгляд, наилучшая защита от всех цветных революций».

Не к ночи упомянутые «оранжевые» (в том числе «поп-группа» Драбинко) скажут: вот оно – политическое православие. Но в то же самое время на Украине (то есть при драбинковском руководстве Киевской митрополией УПЦ МП) развивалось скаутское движение, предусматривавшее овладение такой «аполитичной» темой, как национальная самоидентификация «украинцы или московиты?». Происходило это посредством осознания таких исторических вех, как «Союз Мазепы с королем Швеции Карлом XII в борьбе против России», «Эмский указ», «Образование в составе австро-венгерской армии украинского Легиона сечевых стрельцов», «образование в Вене Организации украинских националистов (запрещённая в России ОУН*)», «Голодомор в Украине» и т. п. набора политического украинства и государственной русофобии.

Да, «в истории Церкви имеется немало случаев общецерковной поддержки различных политических доктрин, взглядов, организаций и деятелей», говорится в тех же социальных концепциях РПЦ и УПЦ (МП). Однако оговаривается, что «такая поддержка была связана с необходимостью отстаивания насущных интересов Церкви в крайних условиях антирелигиозных гонений, разрушительных и ограничительных действий инославной и иноверной власти». А каков интерес Церкви в возвеличивании отлучённого от церкви же Мазепы, кощунника Карла (превращавшего православные храмы в конюшни), униатов – эсэсовцев и оуновцев? Причём вся эта антиправославная русофобия процветала при Януковиче, когда и прогибаться-то перед русофобской властью не требовалось особо.

Когда же тот или иной представитель Церкви выражает поддержку политической доктрине, взглядам, направленным на сохранение единства восточно-славянской цивилизации (которая, собственно, и сцементирована Православием, а потому в её пределах Церковь и способна наиболее действенно выполнять свою миссию на земле), эти господа сразу же включают вой о «политическом православии».

«Неучастие церковной Полноты в политической борьбе, в деятельности политических партий и в предвыборных процессах не означает ее отказа от публичного выражения позиции по общественно значимым вопросам, от представления этой позиции перед лицом органов власти любой страны на любом уровне», – резюмирует Социальная концепция нашей церкви. Значит, нечего уходить в катакомбы, пока есть возможность спасать души при свете. И не только души, но саму территорию спасения, каковой является восточно-христианская цивилизация.

Источник