Павел Кухмиров: Консервативное восстание Европы (09.08.2020)
Тема коронавируса уверенно и надолго заняла доминирующее положение в мировой повестке. На её фоне на многое перестали обращать внимание. Тем не менее, в глобальном обществе идут и иные процессы. Часть которых была временно притушена пандемией. Часть видоизменилась под её действием. А часть продолжает идти, несмотря ни на что. И многое из этого имеет на перспективу очень большое значение. К числу подобных тем, несомненно, относится наметившаяся тенденция отхода от либерализма минувших нескольких десятилетий. Во многом реакцией именно на этот процесс стал нынешний глобальный левацкий бунт, упакованный в обёртку “blm”, временно деморализовавший консервативную часть США. Но стабильным очагом данного процесса сейчас является Восточная и Центральная Европа.
Так что же представляет из себя её консервативная реакция? И может ли она быть способна решить те проблемы, которыми реально вызвана?
Свет, который погасТак что же представляет из себя её консервативная реакция? И может ли она быть способна решить те проблемы, которыми реально вызвана?
«Рано или поздно у любого общества наступает точка кипения. Вопрос в том, как быстро до неё дойти», — сказала Каталин Новак, государственный секретарь Венгрии по вопросам семейной политики, в своём выступлении на ежегодном собрании консервативно-фундаменталистского Всемирного конгресса семей в Будапеште в мае 2017 года. А ещё она сообщала о реакции представителей ООН на позицию венгерского правительства в отношении однополых браков: «Они просто пытаются унизить нас, считая, что имеют право учить жизни нашу страну. Но им следует понять, что нам не следует читать нотации».
И эти слова Каталин Новак как нельзя лучше иллюстрируют основную мысль книги Ивана Крастева и Стивена Холмса «Свет, который погас». По мнению авторов, именно социально-психологические последствия принятия на себя роли «вечного подражателя», выслушивающего поучения, Восточной и Центральной Европой по отношению к Западу после 1989 года, стали одной из причин поднимающейся сейчас столь мощной волны отторжения либеральных ценностей этого Запада.
В глазах многих восточных и центральных европейцев Запад уже не является тем, чему они стремились подражать: гаванью экономической стабильности и процветания.
Крастев и Холмс утверждают, что восточноевропейские антилиберальные правители — это глубоко прагматичные стратеги, которые хотят укрепить свою власть, предлагая избирателю определённую интерпретацию мира. Однако авторы справедливо говорят, что мало толку изображать их «продажными злодеями», которые каким-то образом «околдовывают» своё население. Что бы ни утверждали на эту тему либеральные СМИ — данное население отнюдь не слепо. Причины такого массового отхода от европейского либерализма в странах т. н. «новой Европы» авторы видят в многолетних унижениях, связанных с упорной борьбой за то, чтобы стать в лучшем случае чьей-то «дешёвой копией». Ценой за что станет утрата собственной идентичности в обмен на те самые «ценности», получить которые восточные европейцы не так уж и жаждут. Недовольство таким «переходом к демократии» ещё более подогревалось приезжими иностранными «оценщиками», имеющими минимальное представление о местных реалиях, но при этом бесконечно высокомерных.
В итоге, по словам авторов, для огромной части населения Центральной и Восточной Европы борьба за консервативные ценности чисто психологически начала становиться борьбой за собственное достоинство.
С чем пришёл либерализм?
Это тем более серьёзно, что в глазах многих восточных и центральных европейцев Запад уже не является тем, чему они стремились подражать: гаванью экономической стабильности и процветания. И тем более он больше не представляется моделью для ясной, традиционной европейской идентичности или даже христианских ценностей. Вместо этого «секуляризм, мультикультурализм и однополые браки» теперь внезапно навязываются им, как «нормальность». И именно в этом им рекомендуют «догнать Европу» те, что, по выражению Каталин Новак, «читают нотации».
Вдобавок всё осложняется тяжелейшим вопросом миграции, в том числе и внутриевропейской: восточные европейцы не забыли, как им были не рады в западной части старого континента. В то же время, отношение к выходцам из Африки и Ближнего Востока через некоторое время оказалось в корне иным. Что так же не способствует принятию нынешних европейских ценностей.
Восточные европейцы не забыли, как им были не рады в западной части старого континента. В то же время, отношение к выходцам из Африки и Ближнего Востока через некоторое время оказалось в корне иным.
И говорить о том, что либерализм — это всего лишь «защита прав и свобод человека» на государственном и общественном уровне уже, в общем-то, бесполезно. Потому что такой «классический» либерализм пришёл в регион рука об руку с другой формой либерализма: экономическим и политическим неолиберализмом. Корреляция между их приходом и нестабильностью жизни, отсутствием перспектив, социальной изоляцией и материальной ограниченностью в сознании жителей этой части Европы закрепилась чётко, предопределяя рост их приверженности к консервативно-националистическим ценностям и политическим проектам.
Кроме того, жизнь среднего европейского гражданина отнюдь нельзя назвать простой. На самом деле, даже высокие темпы роста или низкий уровень безработицы мало что говорят об истинных условиях жизни в странах и о том, каковы возможности их жителей на самом деле вести достойную жизнь.
Либеральная реальность
При всём кажущемся высоком уровне жизни, более важно отметить, что каждый десятый житель Чешской Республики и каждый пятый житель Словакии имеют критически большие долги. Когда же группа экспертов подсчитала прожиточный минимум для Чешской Республики в 2019 году — сумму, которая позволила бы кому-то оплатить все свои обычные расходы — результат показал, что более половины экономически активных людей не зарабатывают необходимую ежемесячную валовую сумму около 1240 евро. То есть по факту половина населения Чехии живёт в ситуации скрытой бедности. Есть много других примеров, свидетельствующих о реальном качестве жизни в регионе. Иными словами, жизнь за пределами красивой картинки поверхностных неолиберальных макроиндикаторов чрезвычайно ненадёжна и неопределённа.
И если говорить не о некоем «классическом», а о реально существующем европейском либерализме, то на данные аспекты жизни ему, как явлению, глубоко наплевать. От его имени были введены гражданские права и права человека, но социальные права систематически игнорировались. И причина здесь проста и банальна: низкие социальные стандарты в странах с низкой заработной платой приносят пользу западному капиталу. В итоге капитализм с такой жёсткой неолиберальной повесткой привёл к распаду существующих общественных связей, включая семейные. Либерализм же, кроме того, ещё и потребовал, по сути, борьбы всех против всех: женщин с мужчинами, меньшинства с большинством и так далее, что повело общества бывших социалистических стран к тотальному разобщению и атомизации. При этом системы социальной поддержки, существовавшие до 1989 года, наряду с наследием социалистического периода были объявлены исторической ошибкой. Неудивительно, что на этом месте в итоге возникла концепция консервативного государства, так пугающая западноевропейские либеральные умы.
Капитализм с жёсткой неолиберальной повесткой привёл к распаду существующих общественных связей, включая семейные. Либерализм же, кроме того, ещё и потребовал, по сути, борьбы всех против всех.
И вот уже право-консервативные популисты Восточной и Центральной Европы вводят щедрые социальные программы, которые также существенно способствуют восстановлению долиберальной системы. Стоит подчеркнуть: именно правые, крайне далёкие даже от классических левых. Например, правительство “PiS” в Польше ввело самую крупную с 1989 года схему перераспределения национального богатства, так называемую программу «Семья 500+», которая гарантирует выплату пособий в размере около 150 евро в месяц на ребёнка семьям с более чем одним ребёнком (с июля 2019 года она распространяется даже на первого ребёнка). Таким образом, в первые годы после начала её реализации в 2016 году уровень бедности польских семей с детьми был значительно снижен.
На зачастую такие программы попросту высмеиваются Западом, а также местными либеральными элитами, как «взятки глупым избирателям». Такое в особенности свойственно представителям нынешнего модного либерального тренда — либертарианства. Подобная позиция, помимо откровенной политической ущербности, ещё и не позволяет осознать, что всё имеет сложные причины, включая и то, что европейские либеральные элитарии называют «популизмом». Что некоторые из этих причин носят социально-психологический характер, другие коренятся в материальных потребностях, в кроющейся за ярким фасадом жизненной нестабильности и реальной экономической асимметрии в Европе. Тот, кто этого не понимает, может сколько угодно без всякого результата разглагольствовать по поводу дальнейших «ограничений свободы» в этих странах и негодовать из-за отсутствия сопротивления со стороны населения. Либералы в Восточной и Центральной Европе, как помещики в России двухсотлетней давности — ужасно далеки от народа.
Сейчас там уже вполне очевидно сложился образ либерализма, как некоего пугала. Большинством населения он воспринимается, как институционализированное лицемерие со стороны элит (местных и общеевропейских), которые навязывают обществу громоздкую и неблагодарную культурную и цивилизационную имитацию Запада, в то время как экономическое неравенство продолжает нарастать.
При этом необходимо признать и другое: новый европейский консерватизм обозначенных проблем не решает. Безусловно, такие его проявления, как уже упомянутая польская программа поддержки семьи в практическом смысле восстанавливает для многих имеющих детей поляков возможность достойного существования, но при этом не устраняет реальных причин их бедности, лишь сглаживая последствия. То же самое происходит и с программами правительства Виктора Орбана, борющегося за свободу своей страны от неолиберальной заразы, но не способного смягчить зависимость венгерской экономики от иностранных инвестиций. По этой причине вся их критика либерализма сводится лишь к тому самому созданию из него пугала. Но не более.
Ложный выход
На данный момент спрос на т. н. «праворадикальные» и «популистские» дискурсы в Восточной и Центральной Европе высок, как никогда. Что лишний раз подтвердили недавно прошедшие президентские выборы в Польше. И попытки европейских правящих элит отмахнуться от них, как от «чисто восточноевропейских отклонений» (особенно в области ценностей), очевидно терпят банкротство.
Во-первых, потому что происходящее явление не ограничивается европейским востоком. Т.н. «права человека» (или же либеральные догмы, определяемые как права человека) подвергаются атакам со стороны консервативных сил во всём мире от Бразилии до Италии, со всё нарастающей силой. И фразы о тоталитарной природе «прав человека», «гендерной идеологии», «политкорректности», а также слова о надоевшей «Гейропе» звучат отнюдь не только в России. А такие вещи, как отказ от т. н. «полового воспитания» в школах и детских садах, не является специфическим вопросом для Восточной Европы: это накалённое поле битвы даже в Германии и Франции.
Большинством населения Восточной Европы либерализм воспринимается, как институционализированное лицемерие со стороны элит (местных и общеевропейских), которые навязывают обществу громоздкую и неблагодарную культурную и цивилизационную имитацию Запада.
Во-вторых, даже в странах, казалось бы, полностью либеральной Западной Европы право-консервативные силы весьма значительно наращивают обороты, и то консервативное восстание, что сейчас наблюдается на политическом поле восточной части континента, в любой момент может перекинуться на его западную часть.
Либералы во всём мире не хотят понять одного: правоконсервативная повестка набирает обороты потому, что гораздо более понятна и близка людям. Требования же «европейской прогрессивной политики» — будь то увеличение числа женщин в наблюдательных советах листинговых компаний или использование «нейтральных по гендерному признаку» формулировок в университетских документах — у широких слоёв населения как минимум не вызывает понимания. А чаще и вовсе вызывает гнев. Причём и в Западной Европе тоже. Эти т. н. «ценности», долгие годы навязывавшиеся, как «универсальные» и «общечеловеческие», на деле таковыми не являются даже близко. В конечном счете они просто служат элитам (что западноевропейским, что североамериканским), интересы которых имеют мало общего с реалиями жизни широких слоёв населения.
Но правда в том, что и консервативный дискурс ничего не решает. И из-за этого уже сейчас можно смело утверждать, что нынешнее «консервативное восстание Европы» даже при самом благоприятном завершении никаких ощутимых результатов не принесёт. Кроме, возможно, сворачивания наиболее одиозных и противоестественных аспектов либерального мракобесия. Дело ведь в том, что и у неолиберализма, и у неоконсерватизма (если его, конечно, можно так назвать) один хозяин — современный капитализм. И до тех пор, пока не будет решён вопрос с ним, любые консервативные преобразования так и останутся не более, чем косметическим ремонтом.
Источник
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /