Отвечая доктору Бразолго г. Родзаевский восклицает: «для чего же и предпринимается изучение физиологического действия лекарств над животными, как не для того, чтобы, зная влияние его на различные функции органов у различных животных, верно применять его у постели больного, т. е. найти неизвестный г. Бразолю руководящий принцип действия лекарства. При назначении химического деятеля в качестве лекарственного вещества мы имеем руководящий принцип в химических свойствах этого вещества и в его взаимодействии с тканями органов!»

Б ответ на признание г. ассистентом химического деятеля за принцип лечения, г. Бразолю оставалось только развести руками и сказать:

«Я утверждаю, что кроме гомеопатического закона подобия никакой другой руководящий принцип действия лекарств неизвестен не только мне, но и никому из существующих ученых. Если такой принцип известен г. Родзаевскому, то пусть он его укажет, и он сразу заслужить себе бессмертие и приобретет славу второго Ганемана!»

Неопровержимо, что действием аллопата руководит предположение, мода, и только потому, что в его руках нет закона, и все это говорилось уже достаточно в предыдущих беседах. Принцип contraria contrariis, т. е. что болезнь следует побеждать искусственно вызванным другим ему противоположным состоянием, — не может быть руководящим законом, так как смысл противоположности не уясним. Какое состояние противоположно, например, золотухе, параличу, глухоте, катарру желудка, кашлю, ревматизму и т. д.? Принцип similia similibus, т. е. что подобное вызывает болезнь и подобное же ее излечивает, вполне уясним, если принять за факт, что можно проследить за действием лекарства на здоровом человеке. Если у меня лихорадка, похожая на ту, которую производить хина, то смысл подобия станет понятен каждому.

Следовательно, необходимо только убедиться, что закон подобия есть действительный закон или лишь фантастический, а также может ли медицина в противоположность всей природе действовать без руководящая закона?

Этому вопросу и посвящена наша VIII беседа.

Английский доктор Дайс-Браун, в своей лекции, читанной 5-го октября 1885 года, между прочим говорит:

«Прежде всего, мы встречаемся с вопросом: возможно ли допустить существование одного общего закона лечения, имея в виду громадное разнообразие болезней и почти бесконечное осложнение симптомов в отдельных случаях? Вопрос этот, часто предлагаемый, может, конечно, исходить только от старой школы и на него дают три ответа. Один класс врачей говорить, что так как в течение 2000 лет перепробованы всевозможные методы и закона не найдено (причем, разумеется, игнорируется гомеопатически закон), то можно довольствоваться чистым эмпиризмом и общим скептицизмом по отношению к пользе каких бы то не было лекарств; открытие закона они признают утопией. Другие врачи напускают на себя псевдо-философский тон, заявляя, что, в виду бесконечного разнообразия болезней, общее правило нежелательно. Они хвалятся своим безначалием и не хотят быть связанными никакою системою, употребляя такие эмпирические способы, которые кажутся им наилучшими, но вообще между ними преобладаешь скептицизм. Третий разряд сожалеет об отсутствии закона в медицине и верит, что он еще будет открыть, а пока врачи этого образа мыслей довольствуются существующими способами».

«Мне кажется, что, в силу веры в всеблагого Творца и Правителя вселенной, отрицание закона лечения немыслимо. Куда мы ни обратим взоры, везде мы становимся лицом к лицу с законом. Мириады небесных светил до того подчинены закону, что, как говорят нам астрономы, малейшее уклонение от него повлекло бы за собою неслыханные бедствия; время прохождения одной планеты через видимый диск другой может быть рассчитано до минуты, и даже такие блуждающие и мало известные тела, как кометы, проявляют свои законы движения, так что можно с величайшею точностью определить, когда они появятся вновь по прошествии многих лет. На нашей земле мы не находим ничего, что бы не подлежало закону в своем строении и во взаимных отношениях частиц. Химические соли, как натуральные, так и искусственно приготовленные, постоянно реагируют и кристаллизируются одинаково, каждая по своему. Растительный мир есть чудо закона, а животное царство и в особенности наши тела представляют примеры самого совершенного закона, который, будучи нарушен случайно или по неосторожности, тотчас заявляете о себе, возбуждая физиологические страдания. Издавна известные единичные факты, сгруппированные гением Дарвина, образуют теперь иллюстрацию законов, о существовании которых прежде никто не подозревал».

«Подобно тому, как организм наш в здоровом состоянии повинуется законам, сохраняющим изумительно устроенный аппарат в рабочем порядке и поддерживающим взаимную гармонию частей, так, с другой стороны, мы находим массу фактов, свидетельствующих, что и болезни находятся под управлением законов. Присутствие этого закона можно ясно усмотреть, несмотря на многочисленные формы болезней и почти бесчисленные индивидуальные разновидности их, обусловливаемые сложностью строения и взаимными отношениями органов и тканей, а равно индивидуальными особенностями больного, наследственными или приобретенными. Так как широкие штрихи какой-нибудь болезни постоянно одни и те же, то по ним искусный врач может сразу составить себе общую картину известной болезни; он в состояний определить род болезни и пораженные органы, а равно вероятное течение болезни и её исход, смотря по тому, будут ли окружающие условия благоприятны или нет. Бесчисленные индивидуальные особенности, сохраняя общие черты, точно также подчиняются определенному закону, показывая только, как законы могут видоизменяться от влияния окружающих условий. Эти видоизменения в индивидуумах, обусловливаемые обстановкой, можно встретить во всех отделах природы, благотворные законы которой допускают индивидуальное развитие и, с другой стороны, при ослушании их, вызывают индивидуальное перерождение и смерть. Дело образованного врача подмечать индивидуальные различия даже в мельчайших симптомах болезни и верно оценивать их значение».

«Переходя теперь к рассмотрению взаимных отношений между здоровым человеческим организмом и тремя царствами природы, мы тотчас же встречаемся с несомненным законом. Каждое растение, каждый минерал, каждый животный яд оказывает свое определенное и неизменное действие на человека. Многие из этих веществ служат нам пищею и необходимы для нашего существования; другие же, называемые лекарственными веществами, напротив, будучи приняты внутрь, так или иначе расстраивают наши отправления. Эти вещества, принимаемые в известных количествах, становятся ядами для человеческого тела. Каждое из них, смотря по своим динамическим свойствам, деятельности или силе, вызывает такое изменение в нормальных отправлениях или тканях, что делает жизнь невозможною или во всяком случае возбуждает опасную болезнь. Таково общее отношение лекарственных веществ к здоровому телу. Рассматривая влияние, оказываемое отдельными лекарствами или ядами, мы опять замечаем присутствие закона. Каждое индивидуальное лекарственное вещество или яд производить определенное, ясно обозначенное действие на специальные органы и ткани, обнаруживаемое постоянно одними и теми же симптомами. Факт этот известен всякому новичку в медицине и служит основанием токсикологии (науке о ядах). Каждый отдельный яд до такой степени однообразен в своем действии, что опытный судебный медик имеет возможность по одним симптомам сразу определить, от влияния какого яда страдает больной. Широкие черты отличают один класс ядов от другого, а более тонкие черты отделяют индивидуальные яды каждого класса от их товарищей. Здесь несомненно виден закон. Еще интереснее наблюдать действие лекарственных веществ, даваемых в меньших приемах. Мы знаем, что известное количество колоцинта причиняет понос и схватки, что излишний прием белладонны производить головную боль, помрачение зрения, возбуждение мозга, сухость и воспаление горла и красную высыпь на коже; что излишек арсеника причиняет рвоту и понос с судорожными схватками и упадком сил и т. д. Каждое лекарственное вещество обладает своим определенным действием, как можно видеть даже из грубой фармакологии старой школы. В гомеопатической же фармакологии, созданной Ганеманом и его учениками исключительно на основании исследований, произведенных на здоровом человеческом организме, мы находим болезнетворные действия лекарственных веществ в их мельчайших подробностях. Наблюдения эти, вполне подтвержденный последующими исследователями, ясно доказывают, что мельчайшие действия, производимые лекарствами у здоровых, основаны на законе, а не составляют плод воображения Ганемана, как заявляют наши противники».

«Таким образом, мы видим, что действия лекарств на здоровый человеческий организм подчиняются определенному постоянному закону, почти до бесконечности разнообразному в подробностях. Затем нас поражает тот факт, что действие каждого отдельного лекарства представляете замечательное подобие какой-либо формы болезни, происходящей от других причин. Сходство это является не только в общих чертах, но и в мелких подробностях, причем каждая отдельная лекарственная болезнь изображает картину какой-нибудь более или менее часто попадающейся естественной болезни. Так, мы находим отдельные формы диспепсии, производимые арсеником, нуксвомикой, брионией, пульсатиллой, гидрастом и проч.; отдельные формы поноса, возбуждаемые арсеником, вератром, колоцинтом, ревенем, меркурием и проч.; отдельные формы воспаления бронхов, производимые антимонием, ипекакуаной, брионией, кали-бихромикум и т. д. Вместе с тем, каждое из этих лекарств вызывает болезненные симптомы в каких-нибудь других органах, совершенно так же, как и в болезнях, происходящих от других причин. Чем более мы изучаем болезнетворные действия лекарств, тем удивительнее кажется точность, с которою они воспроизводят, так сказать, различные осложнения симптомов, встречающихся в действительных болезнях».

«Итак, мы нашли тот факт, что перед нами, так сказать, два параллельные столбца симптомов; из них один представляет симптомы, производимые лекарственными веществами, а другой — симптомы болезней, происходящих от других причин, и один столбец во всех подробностях соответствует другому. Неужели это одно только случайное совпадение? Неужели это подобие лишено всякого значения? Неужели нет закона для объяснения и утилизирования этого замечательного параллелизма? Можно ли допустить, что закона нет только в этом отделе природы, так близко касающемся высших существ Божьих? Можно ли себе представить, чтобы всеблагой Творец не постановил закона для излечения наших недугов, чтобы у нас под рукою находились сотни лекарств, действие которых на здоровый организм выказывает закон столь однообразный в своем разнообразии и чтобы в естественных болезнях был виден такой же закон и между тем, чтобы между ними не существовало связывающего звена? Такое предположение решительно нельзя допустить; для объяснения этого гармонического соотношения подобия должно существовать связующее звено, должен быть закон».

«Для практических целей мы можем вообразить себе только три отношения между действием лекарств и болезней, и на самом деле мы находим, что врачи всегда пользовались лекарствами трояким образом. Эти три способа мастерски описаны Ганеманом в его «Органоне», а также подробно разобраны в лекциях о Ганемане, читанных доктором Юз (Hughes) в 1881 г. (см. Ганеман, как врач-философ, д-ра Юза. Перевод с английского В. Я. Герда. Спб. 1882.) и д-ром Поп (Pope) в 1884 г. Поэтому я только беглым образом коснусь этого вопроса. Первое отношение, едва заслуживающее такого названия, состоит в том. что даются лекарства, действующие на здоровые органы, для косвенного излечения болезни, например, когда в острой болезни другого органа назначаются слабительные для действия на кишки. Грубость и жестокость такого способа лечения очевидны, так как при этом употребляются лекарства, имеющие только самое отдаленное косвенное отношение к заболевшим органам; поэтому он не заслуживаете разбора. Второй способ, антипатический, является более благовидным. Здесь действительно существует отношение между лекарством и болезнью, так как лекарство дается с целью вызвать состояние, противоположное болезни, например, когда назначают опиум и сродные ему вещества для утоления боли, хлорал против бессонницы, слабительные от запора и спорынью для сокращения матки. Ганеман говорите («Органон», § 69): «Антипатическое лекарство касается болезненной части организма так же верно, как и гомеопатическое». Но недостаток этого отношения тот, что его можно применять только в немногих видоизменениях болезни, для большинства же случаев противоположного средства не существует. Ограниченность применения этого отношения признается теперь всеми врачами старой школы, которые не хотят называться аллопатами или приверженцами закона противоположности. Оно не может служить общим законом для лечения болезней и потому пополняется эмпиризмом, т. е. употреблением средств, которые случайно оказались целебными, как, например, когда в прошлом столетии Уитеринг (Withering) узнал у одной знахарки о действии дигиталиса на сердце и ввел его в медицину. Кроме ограниченности применения, отношение противоположности обнаруживает тот недостаток, как терапевтический закон, что он не объясняете значения соответствия, существующего между действиями болезней и лекарств, и не дает возможности пользоваться целыми тремя четвертями симптомов, предлагаемых нашею фармакологиею. Один этот факт достаточно показывает его полную несостоятельность».

«Остается еще только одно отношение — гомеопатическое, т. е. в виду того, что каждое лекарство представляет параллель какой-нибудь разновидности болезни, лекарства должны излечивать в силу отношения подобия. Простым примером может служить назначение против рвоты ипекакуаны, которая, как известно всякому, вызываете рвоту в полных дозах».

Подобные доказательства мало убедительны для тех, которые желают все уяснить себе теоретически; к практическому убеждению они приходят лишь тогда, когда уляжется в их голове теория нового способа лечения. Поэтому закон подобия до сих пор возбуждает бесконечные теоретические споры, и противники гомеопатии приводят в опровержение всевозможные доказательства.

В общем эти доказательства были прекрасно высказаны доктором Вирениусом и проф. Тархановым на лекции доктора Бразоля о гомеопатии в Петербурге, а потому нахожу за наилучшее привести здесь выписки из этих речей. Доктор Вирениус сказал следующее:

«Мы, врачи, не разделяем мнения гомеопатии на том основании, что все основы гомеопатии недоступны нашему теоретическому и практическому пониманию. Так, существование закона подобия, выставляемого гомеопатией, как бы на него ни смотреть и как бы ни искать его подтверждения в теории, решительно не находит никаких подтверждений. Кто сколько-нибудь знаком с биологией и признает какое-нибудь определение жизни, — считать ли это противодействием смерти, считать ли это определенным сочетанием изменений, или, наконец, считать взаимодействием среды с организмом, — какое бы мы ни взяли определение жизни, признаваемое специалистами, повсюду мы видим такое определение, — борьба противоположных разнородных элементов. Жизнь возможна только при противоположении элементов, иначе понять жизнь мы не в состоянии. Движения возможны только тогда, когда элементы разнородны. Так что, смотря на живой организм, мы не можем понять, чтобы на организм действовало что-либо, не будучи с ним разнородно. Если допустить, что лекарство вызывает в организме тот же процесс или подобный тому, который оно излечивает, то тогда понадобилось бы допустить действительно две причины, одинаково вызывающие один и тот же процесс. Тут одна причина устраняет другую, т. е., причина производящая, например, воспаление и т. п. лечится тем лекарством, которое вызывает тот же самый процесс или аналогичный ему. Мы иначе не можем понять такого влияния, как именно в смысле умноженного действия, т. е. влияние A + влияние B + влияние С дают сумму влияний. Но каким образом сумма влияний, т. е. увеличение влияния, ведет к устранению болезненного процесса, — этого понять невозможно; гомеопаты же допускают как основу».

Профессор Тарханов сказал в свою очередь следующее:

«Считаю своим долгом прежде всего сознаться в своем невежестве по части гомеопатии: я не читал ни одного сочинения, относящегося к ней, и все, что слышал о ней, сводится лишь к следующему: во 1-х, она лечит болезни по принципу клин клином вышибай; во 2-х, это вышибание или искоренение болезни совершается при посредстве такого рода орудия, которое на здоровом человеке вызывает то же заболевание, и наконец, в 3-х, при этой системе лечения употребляются в дело обыкновенно минимальные дозы, вследствие чего уже самое выражение «гомеопатически дозы» заключает в себе представление чрезвычайной малости чего-то».

«В общем, обсуждаемое нами учение сводилось бы следовательно к трем основным положениям: к приему вышибания клин клином, к минимальным дозам и к закону подобия. Принцип вышибания клин клином зиждется на законе подобия, предъявляемого гомеопатами за непреложную истину. Благодаря введению в учение этого последнего закона подобия, мне кажется, что гомеопатия должна была бы считаться не только особенным методом врачевания, но и даже целой особенной наукой, имеющей в основе определенные законы природы, не признаваемые другими биологами, к числу которых, в частности, относятся и представители аллопатической медицины. Повторяю, я бы склонен был назвать гомеопатию наукой в виду того, что исходною точкой её служит признаваемый ею закон подобия, по которому каждую болезнь следует лечить такими средствами, которые на здоровом человеке вызывают соответствующую форму заболевания. Такой закон, если бы он был действительно установлен, кроме своей теоретической важности, имел бы еще и громадное практическое значение, так как тогда уже не приходилось бы ощупью и чисто эмпирически подыскивать средства для борьбы с разными формами болезней, а, руководясь им, можно было бы вполне сознательно и научно привести в систему лекарственные агенты против определенных болезней. Закон подобия служил бы в этом деле руководящим рулем».

«В законе подобия лежит центр тяжести всего учения о гомеопатии и потому с ним-то и приходится прежде всего считаться людям, не признающим этого учения. Между тем для человека, несколько знакомого с явлениями животной жизни, закон этот представляет не мало странного и загадочного. Как в самом деле переварить следующие, например, факты, непосредственно вытекающие из закона подобия: у человека рвота, — следовательно, чтобы прекратить ее, следует дать страждущему вещество, возбуждающее в здоровом человеке рвоту, т. е., другими словами, рвотное же. У человека тиф, представляющий собою определенный комплекс патологических явлений — значит, для прекращения болезни следует давать средства, способные вызывать на здоровом человеке картину тифозного заболевания. Способы предохранительной прививки ослабленного яда сибирской язвы, бешенства, оспы и т. д., по-видимому, говорили бы в пользу закона подобия, и я бы склонен был считать их за наиближайшие доказательства его, если бы приемы эти на самом деле оказались действительными в борьбе с соответствующими формами заболевания. Но вы (г. Бразоль) лично уже никак не можете пользоваться предохранительными прививками в качестве доказательства закона подобия, так как вы прямо в известной мне брошюре вашей об оспопрививании категорично отвергаете всякую пользу оспопрививания. Если, однако, устранить из ряда доводов предохранительные прививки, то что же, спрашивается, остается в пользу реальности закона подобия, представляющего с логической стороны много непонятного?»

«И в самом деле, как понять с логической стороны следующего рода суждения: каждая болезнь является выражением действия какого-нибудь определенного болезнетворного агента и, следовательно, чтобы перебороть болезнь, гомеопат советует прибегнуть к такому лекарственному агенту, который на здоровом вызывает ту же форму заболевания. На каком, однако, основании можно ожидать этого? Ведь логика ума требует прежде всего признать, что если каждый из двух агентов, действующих отдельно на тело, влияет на него в одном и том же болезнетворном направлении, то результатом совокупного действия их должно быть не обоюдное нейтрализирование их, не ослабление и прекращение болезни, а суммирование их действия, т. е. усиление болезни».

«Есть единственная только возможность выйти, на мой взгляд из этого затруднения: это признать (и быть может это и делают гомеопаты), что введением по закону подобия в тело лекарственного вещества, усиливающего в первое время болезнь, усиливается в тоже время, и притом в несравненно больших размерах, и естественная реакция организма против болезни, и последний, благодаря этому, выходит из неё победителем. Прежде, однако, чем говорить об этом, следует выяснить, в чем состоят эти естественные реакции организма и усиливаются ли они на самом деле при введении гомеопатических средств. Сущность этих реакций организма против болезней известна нам лишь в общих чертах, и то в весьма смутной форме, и по необходимости приходится пока ограничиться вопросом о том, усиливают ли реакционные восстановительные процессы в теле гомеопатические лекарственные вещества, прописываемые на основании закона подобия? Доказать это можно или теоретически, изучением законов, управляющих явлениями реакций в теле, или фактически, излечивая гомеопатическим способом разного рода болезни».

«Первый прием представляется еще даже и непочатым в науке и потому нам нечего о нем и говорить; посмотрим же, насколько доказательна казуистика излечения больных».

«Я должен прежде всего сказать, что вылечивание больных представляет вещь в высшей степени условную. Еще в начале этого года я имел случай выяснить, какою массою естественных сил снабжен организм для борьбы с разнообразными болезнетворными влияниями, из которой он выходит в большинстве случаев победителем без всякого содействия врача аллопата или гомеопата, лишь бы только больной организм был поставлен в сносные или хорошие гигиенические условия, при которых могли бы нормально функционировать разнообразные органы нашего тела. Истории излечения крестьянского люда от самых серьезных заболеваний, помимо всякого участия врача, воочию доказывают верность только что сказанного. На этом основании я не считаю возможным научно обосновывать гомеопатический закон подобия на казуистике излечивания больных, лечимых гомеопатическим способом, так как нет никакого ручательства в том, чтобы те же больные, но только поставленные в определенные гигиенические условия, не излечились бы и без всякого приема внутрь гомеопатических лекарственных веществ. Строить закон подобия возможно лишь на строгих экспериментальных данных, подобно тому, как это делается при установке других законов природы».

«Какие же экспериментальные научные данные приводятся в качестве опоры этого закона подобия? Для установки закона подобия гомеопаты пользуются в качестве объекта исследования человеческим организмом в его больном и здоровом состоянии. Но я полагаю, что прием этот негуманен, невозможен, непозволителен, и допустимо ли в самом деле экспериментирование над здоровым человеком после того, как еще в прошлом году мне были воспрещены обществом покровительства животных на моих публичных лекциях опыты над лягушкой? Все мы в сущности члены общества покровительства своих ближних, и я первый бы отказался наотрез служить объектом для изучения влияния на мой организм разнообразных, неизвестных мне еще лекарственных веществ и при том в различной дозировке. Я полагаю поэтому, что объектами для научного экспериментального обоснования закона подобия должны служить не люди, а животные, наиближе стоящие к ним по своей организации, т. е. обезьяны, собаки и т. д.

«Что же мы наблюдаем, однако, на них? Нам известен яд кураре, который после введения в тело животных вызывает у них паралич всех произвольных движений, благодаря парализирующему действию этого яда на окончания двигательных нервов в мышцах. Может ли этот же кураре в каких-либо дозах вызывать что-либо другое кроме паралича и способен ли яд этот в случаях развившегося от чего-либо паралича устранить этот последний при употреблении его в минимальных или каких-либо других дозах? Ответа на этот вопрос путем точного эксперимента гомеопатия не дает, а между тем едва ли можно сомневаться в том, что введете кураре в разбитый параличом организм животного может только усугубить его болезненное состояние. С другой стороны, нам известен возбуждающий страшные судороги яд — стрихнин, как в малых, так и в больших дозах, и кому же не известно, что введением этого вещества в организм страдающего от чего-либо судорогами и столбняком можно только ухудшить это состояние, т. е. только усилить те же болезненные припадки. Между тем как малыми дозами кураре, не угрожающими жизни, можно устранять припадки сильных судорог или столбняка, а слабыми дозами стрихнина устранять нередко парезы и ослабленную нервно-мышечную деятельность организма. С явлениями той же категории мы встречаемся при изучении действия атропина и пилокарпина на отделение слюны, на потоотделение, на задерживающий нервный аппарат сердца. Первый из указанных ядов парализует все перечисленные функции, второй же, наоборот, возбуждает их. Врач, разумно пользуясь атропином, может ослабить, если это нужно, в больном животном организме слюнотечение, потоотделение и участить деятельность сердца, а применением пилокарпина вызвать как раз обратные явления; но ни в каком случае нельзя было еще экспериментально доказать, чтобы атропин например, задерживающий потоотделение в здоровом организме, мог бы на больном, страдающем отсутствием испарины, вызвать ее в каких-либо дозах и т. д. Наконец, эффекты влияния атропина на организм могут быть умерены или устранены введением пилокарпина и обратно. Следовательно, мы встречаемся в точной науке везде с законом борьбы антагонистов, а отнюдь не с борьбой подобий, лежащей в основе гомеопатического закона подобия. Как бы ни была, однако, непонятна для ума борьба подобий, я все же должен признать, что раз будут представлены бесспорные факты в пользу неё, закон подобия должен быть признан. Пока же мне приходится поневоле настаивать на диаметрально-противоположном мнении, а именно, что эффекты влияния на организм двух подобно-действующих агентов всегда суммируются, а эффекты антагонистов вычитаются.  Я, как не практик, могу говорить об этом только с биологической точки зрения и совершенно объективно. Докажите же мне на основании точных экспериментальных данных, что выраженное мною положение неверно; если удастся привести вам факты, подрывающие в корне выраженный мною биологический закон, то я тотчас же готов буду подчиниться вам. Предупреждаю вас только еще раз об одном: не прибегайте к примерам излечения больных людей на почве закона подобия, так как примеры эти, скажу вам вперед, будут для меня вовсе недоказательны. Почему? О том я уже говорил несколько раньше и прибавлю еще несколько новых соображений. Я уже сказал, что излечивание больных есть дело в высшей степени условное и весьма часто вовсе причинно не связанное с даваемыми больному лекарствами. Судя по обнародованным недавно опытам на людях, произведенным в Париже, Нанси, Рошфоре и т. д., дело доходит, по-видимому, до того, что лекарства могут, будто бы, влиять не только при приеме их внутрь, но и на расстоянии. Загипнотизированному человеку ставят атропин в закрытом флаконе сзади, и у него зрачки будто бы расширяются, как это на самом деле получается при введении атропина в тело; ставят ему сзади рвотное и его начинает будто бы рвать и т. д., и т. д. Вы, гомеопаты, хотя что-нибудь да все же даете вашим больным для получения того пли другого эффекта; тут же влияние лекарственных веществ выражается на расстоянии, когда ни один атом вещества не в состоянии перейти из крепко укупоренной склянки в тело человека. Согласитесь, что гомеопатические минимальные дозы в сравнении с подобным влиянием лекарств на расстоянии уже должны считаться максимальными аллопатическими дозами и вся чудесность её минимальных доз всецело меркнет перед непостижимой тайной подмеченных будто бы влияний лекарств на расстоянии. А что же сказать еще о влиянии мысленного внушения, которого коснулся в своей речи г. Гольдштейн? Загипнотизированному человеку внушают сделать то или другое, изменить расположение духа, сделаться прилежным, ускорить сердцебиение, замедлить их и т. д., и все эти приказания, как говорят, строго выполняются; мало того, больной, страдающей истерическим параличом конечностей, приказывают, путем внушения, быть здоровой и параличи разрешаются как бы по мановению волшебного жезла и т. п. Легко из всего этого себе представить, как громадна область влияния психических явлений на телесные процессы в организме и как, следовательно, много может влиять на строение больного ход его идей, возбуждаемые врачом ожидания и надежды на течение болезни помимо всякого приема каких-либо минимальных доз, в особенности при гигиенической обстановке больного».

«Кстати напомню здесь того французского солдата в Париже, жившего в конце прошлого и начале настоящего столетия, к которому, как кудеснику, являлись десятки тысяч страждущих и получали от него исцеление, благодаря пилюлям, состоявшим, как оказалось потом, просто из белого хлеба. Поразительно, в каких обширных размерах сказывается влияние психики у человека на течение даже болезненных процессов, и не удивительно после всего этого, если наступит время, когда умелым пользованием психических сторон человека врачи, как аллопаты, так и гомеопаты, достигнут результатов, способных произвести глубокий переворот в искусстве лечения болезней. Пока же мы переживаем век чудес, крайне запутанный и во многом для нас темный».

«Все сказанное, надеюсь, ясно доказывает, каким дурным объектом для доказательства гомеопатического закона подобия служит человеческий организм, подверженный, кроме физических, еще и целой массе неуловимых психических влияний; повторяю, излечение больных людей гомеопатическими веществами, если бы таковое и действительно было признано всеми, было бы для меня лично недоказательно в смысле научной опоры закона подобия, так как источники выздоравливания больного человеческого организма представляют бесконечное разнообразие. В этом отношении все преимущества на стороне больных животных, у которых круг действия психических влечений неизмеримо меньше. Поэтому, чтобы покончить наш разговор, я попрошу вас указать мне прямо на те непреложные экспериментальные данные, которыми доказывается гомеопатами закон подобия».

«Если закон этот иллюстрируется фактически и убедительно для всякого беспристрастного человека, то я с этой же минуты сделаюсь гомеопатом без всякого разговора».

Из прочитанных только что возражений противников гомеопатии нельзя не усмотреть, что для доказательства не существования закона подобия или основы гомеопатии были пущены в ход все силы, как законы биологии, силы природы, влияние воображения, веры и, в особенности, скептицизм. Но раньше, чем постараться найти объяснение на заданные аллопатами вопросы, мы должны указать, что при нападках на гомеопатию противники её откровенно обрисовали и свое незавидное положение. Так, уважаемый профессор Тарханов подтвердил, что если существуем закон подобия, то гомеопатия должна считаться, в противоположность аллопатии, не только методом врачевания, но целой особенной наукой, имеющей в основе определенные законы природы, — что аллопатия чисто-эмпирически подыскивает средства для борьбы с разными формами болезней, а если бы существовал закон подобия, то, руководясь им, можно было бы вполне сознательно и научно привести в систему лекарственные агенты против определенных болезней. Таким образом, профессор Тарханов невольно подтвердил наши выводы об аллопатии.

Относительно сил организма или самой природы, влияющей на исход болезней, отлично выразился доктор Ричардсон, говоря: «когда мы предоставляем болезнь той силе, которую мы бойко называем природою, мы сознаемся, и справедливо, что мы, в сущности, неспособные люди, взывающие к непостижимой и неопределенной силе».

Теперь приступим к ответу на возражения противников гомеопатии, и прошу разрешения здесь высказать уже мое личное мнение, так как мне думается, что объяснение закона подобия, в котором я твердо убедился на опыте, вовсе не так трудно.

Мне кажется особенно забавным тот факт, что аллопатия отвергает закон подобия только в спорах с гомеопатией, а на деле, в практике, пользуется им как нельзя более лучше и кстати. Я полагаю, что этот спор принял бы совершенно другой характер, если несколько изменить исходную точку или начальный вопрос. Постараюсь это выяснить и объяснить проще.

Если спросить тех же оппонентов-аллопатов: все ли средства или лекарства действуют одинаково в больших и малых дозах? То несомненно они нам ответят, что «нет, многие вещества, смотря по величине приемов (или дозе), имеют совершенно противоположные физиолого-терапевтические действия», т. е. это значит, что есть такие, например, слабительные средства, которые требуют для желаемого действия больших доз, и если их ввести в организм в минимальном количестве, то получится противоположное действие. Также существуют такие рвотные средства, как, например, известная всем ипекакуана, которые обладают свойством производить рвоту при приеме больших доз и останавливать рвоту при приеме малых доз. Аллопатия ныне употребляет ипекакуану в обоих случаях. Если она не испытывала никогда слабительных средств в малых дозах для производства обратного действия, то это не дает право аллопатии отвергать возможность такого действия, при признании, что многие вещества, смотря по величине приемов, имеют совершенно противоположные физиолого-терапевтические действия. Гомеопатия лишь свидетельствует, что ею были произведены такие опыты и получились прекрасные результаты. Например, сабур всем известен, как слабительное, он действует только на толстые кишки и в особенности на прямую, где он возбуждает действие мышечного слоя более, чем выделения слизистой оболочки и т. д. Испытания гомеопатов подтвердили это во всех подробностях, и потому новая школа употребляет сабур, главным образом, при лечении геморроидальных и натужного поносов. Таким образом, сабур принадлежать к таким средствам, которые подходят под вышеприведенный закон, но аллопаты не испытали его в обратном действии. Наконец, если сообразить, как обе системы лечат этим средством, то нельзя не прийти к заключению, что сабур, излечивая две противоположные болезни, оправдывает справедливость аллопатического принципа и гомеопатического закона. Аллопат при запоре прописывает сабур в больших дозах, чтобы произвести противоположное действие болезни, а гомеопат, зная, что это действие зависит только от величины дозы, а средство обладает еще свойством укреплять желудок или кишки в малых дозах, избирает для лечения — понос, подобную болезнь, но для этого действует не проносными, а укрепляющими, т. е. противоположными дозами или средством, приготовленным так, что оно способно действовать противоположно болезни (поносу). Преимущество гомеопата в данном случае потому велико, что он знает, от какого поноса надо давать сабур, ибо родов поноса множество (и именно от такого, какой производит сабур), а аллопат без всякой руководящей причины лечит сабуром запор, не разбирая, от чего он происходит и какого он рода. Словом, я хочу сказать, что в сущности ни аллопат, ни гомеопат не обходятся без применения на практике обоих принципов, а потому для меня всегда весьма дико слушать их споры.. Возьмем для примера еще раз корень ипекакуаны. Аллопат, находя необходимым при известной болезни дать рвотное, а необходимость эта рождается у него в голове из предположения, основанного лишь на здравом смысле, прописывает ипекакуану. Действие её в данном случае, конечно, противоположное болезни. Гомеопат говорить: «я отказываюсь действовать на основании предположения и здравого смысла, при которых возможны большей частью одни ошибки; медицина — наука слишком серьезная, чтобы она не имела более строгого закона, а потому я не хочу лечить болезнь, сущность которой мне неизвестна, наугад ипекакуаной. Мои испытания ипекакуаны мне показывают, что обыкновенным последствием употребления у человека больших доз бывает усиленная выработка желудочной слизи, катарральное состояние желудка, а потому я предпочитаю этим средством в малых дозах прекращать рвоты, но не производить их. Из опытов мы знаем, что рвота от ипекакуаны подобна рвоте во время беременности, кормления грудью и менструации, при хроническом алкоголизме и простом расслаблении, когда употребление её и показуется; непригодна же она при рвоте молоком у новорожденных, при рвоте у истеричных и вследствие страдания мозга. Следовательно, гомеопаты выбирают лекарство на основании закона подобия. Осуждают же они товарищей аллопатов потому, что те не руководствуются никаким законом и действуют самопроизвольно. Но за выбором следует еще действие, т. е. та же ипекакуана превращается известным приготовлением в средство, противодействующее болезни, но никак не способствующее ей. Значит закон подобия неразлучно связан с применением минимальных доз и свойствами самого средства. Все это так просто и понятно, как нельзя более. Можно только удивляться, что люди науки, называющие себя аллопатами, до сих пор не видят, что гомеопатия основана на законе величайшего значения. Скажем словами профессора Тарханова, предполагающего, что такой закон, кроме своей теоретической важности, имеет еще громадное практическое значение, ибо гомеопатам не приходится ощупью и чисто эмпирически подыскивать средства для борьбы с разными формами болезней, а руководствуясь законом, они вполне сознательно и научно приводят в систему лекарственные агенты против определенных болезней. Закон подобия служит в этом деле руководящим рулем.

Напрасно господа аллопаты уверяют публику, что все основы гомеопатии не доступны теоретическому и практическому пониманию. Я вам наглядно докажу, господа, что это лишь фраза. Теоретически аллопаты просто не дошли до этого закона, но практически ежедневно его применяют. Существование закона подобия они ищут не так и не там, где следует. Никто из образованных и интеллигентных людей не оспаривает законов биологии и борьбы разнородных, противоположных элементов в жизни. Гомеопатия сама научила аллопатию обращать внимание на гигиену, диетику и самоисцеляющую силу природы, которая самостоятельно борется против болезни; следовательно, ее нельзя упрекать в незнании законов биологии. Напрасно думают, что гомеопаты так неразвиты и недальнозорки, что берут за основу, будто в больном организме две причины одинаково вызывают один и тот же процесс или что сумма влияний, т. е. увеличение влияния, ведет к устранению болезненного процесса. С другой стороны, я не могу не пожалеть, что гомеопаты в своих спорах обставляют свой закон столь туманными картинами для аллопатов, не имеющих представления о первичном и вторичном действии лекарства, что даже такая простая истина, как закон подобия, становится для них непонятною. Если бы гомеопаты прямо объясняли, что они руководятся законом подобия, дающим им ясную картину лекарственной болезни и её симптомов, но лечение этой болезни тем же средством возможно только тогда, когда оно обладает при уменьшении дозы противоположным действием, то, мне кажется, каждый бы понял их, так как физиолого-терапевтический закон всем известен. Преимущество гомеопатии над аллопатией от этого только бы возросло. Вступая в спор, надо несколько прилаживаться к способу мышления спорящего и к его познаниям. Тогда бы и профессор Тарханов, как мне кажется, не находил бы, что единственная возможность выйти из затруднения и понять закон подобия - это признать, что введением в тело лекарственного вещества, усиливающего в первое время болезнь, усиливается в то же время, и притом в несравненно больших размерах, и естественная реакция организма против болезни, и последний, благодаря этому, выходит из неё победителем. «Нам известен — говорить он далее — яд кураре, который после введения в тело животных вызывает у них паралич всех произвольных движений, благодаря парализующему действию этого яда на окончания двигательных нервов в мышцах. Может ли этот же кураре в каких-либо дозах вызывать что-либо другое кроме паралича и способен ли яд этот в случаях развившегося от чего-либо паралича устранить этот последний, при употреблении его в минимальных или каких-либо других дозах? Ответа на этот вопрос путем точного эксперимента гомеопатия не дает, а между тем едва ли можно сомневаться в том, что введение кураре в разбитый параличом организм животного может только усугубить его болезненное состояние».

Мои собеседники помнят, что профессор Тарханов признался в неимении понятия о гомеопатии, и это видно в данном случае. Стоит прочесть страницу 523 из руководства к фармакодинамике Юза, чтобы ознакомиться с действием кураре. Индийский яд для стрел, называемый кураре, применяется гомеопатами на практике. Они употребляют спиртной раствор. Сведения об отравляющем действии кураре собраны д. Carfrae в 4-ом томе Annals. Случаи его целебного действия напечатаны г. Фриманом. По мнению гомеопатов, кураре действует непосредственно на двигательную часть нервной системы, парализуя ее, начиная от периферий к центру. Его совершенно естественно попробовали при столбняке, но без успеха. С другой стороны, пытались применить его при лечении паралича. Относительно этого есть наблюдения Фримана. Он таким образом специфирует случаи, где он может быть полезным: 1) паралич частей, снабженных двигательными черепными нервами, с отсутствием болей; 2) односторонний паралич после апоплексии; 3) паралич вследствие механического повреждения; 4) класс болезней, причисляемых к нервной слабости; 5) старческая слабость; 6) слабость после изнурительных болезней. По мнению Юза, гораздо удовлетворительнее его действие при параличе, называемом нервною слабостью, и притом, который бывает результатом продолжительного кормления грудью или изнурительных болезней. Клод Бернар утверждает, что кураре парализует сосудодвигательные, также как и мышце-двигательные, нервы. На всемирной конвенции в Филадельфии д. Pitet, из Парижа, представил записку о кураре, содержащую несколько новых наблюдений над его терапевтическим действием. Она содержит случаи его поразительного действия на некоторые формы паралитической одышки. Может быть кураре еще недостаточно испытано гомеопатами, но во всяком случае можно сказать, что это средство, смотря по величине дозы, имеет совершенно противоположные физиолого-терапевтические действия.

Далее профессор Тарханов говорить о стрихнине. Это яд, возбуждающий страшные судороги, как в малых, так и в больших дозах. «Кому же не известно — восклицает он — что введением этого вещества в организм страдающего от чего-либо судорогами и столбняком можно только ухудшить это состояние, т. е. только усилить те же болезненные припадки!» Для возражения лучше всего прочесть о целебности известной в гомеопатии Nux vomica и её главного алкалоида стрихнина. Ведь это средство испытано было еще Ганеманом и безошибочно применяется уже 100 лет. После Ганемана работал над Nux vomica знаменитый доктор Аллен. Присоединив к наблюдениям их сведения об отравляющих действиях из обыкновенных фармакологий, из которых лучшие Перейры, Труссо и Пиду, гомеопаты получили полную картину действия Nux vomica на здоровых. Не менее полное resume её терапевтических свойств дает Гартман в своих «Практических наблюдениях». Общее физиологическое действие «Nux vomica» выражается на спинном мозгу, или правильнее на черепо-хребетной оси, ибо хотя она и не влияет на собственно мыслительные центры, но очевидно поражает двигательные и чувствительные пути на всем их протяжении и производит состояние возбуждения и раздражительности. В первой степени это выражается в большей чувствительности пациента к внешним влияниям света, звука, осязания и изменений температуры. Вместе с этим бывает дрожание и подергивание членов, с чувством полноты и тяжести, и некоторая неподвижность мускулов при попытках привести их в движение. В это время внезапное впечатление на поверхность, например легкий удар по ноге, вызывает легкий конвульсивный припадок. При дальнейшем действии является настоящий столбняк. Судороги бывают от самого ничтожного возбуждения и даже самопроизвольно. В худших случаях они доводят до задушения и смерти. Судорогам часто предшествуем дрожь и ощущение как от электрических ударов. Бывает также чувство ползания мурашек, доходящее до невыносимого зуда, начинающееся с головы и переходящее на все тело. Расстройство кровообращения в нервных центрах не воспалительно само по себе. Nux vomica не имеет влияния на мыслительные центры. Единственные явления: тоска, раздражительность, мрачность, неспособность к умственному напряжению симпатического характера. Но мозговое кровообращение показывает положительные признаки поражения и т. д.».

Обращаюсь теперь к терапевтическим употреблениям Nux vomica. Ганеман нашел ее полезным главным образом при кровавом поносе и перемежающейся лихорадке; кроме того, ее дают в разных формах паралича. Его же испытание показало, что главная сфера действия Nux vomica есть страдание головы, запор, расстройство пищеварения и другие желудочные расстройства, а также и вообще спазмодические состояния. Употребление её при слабом пищеварении и запоре перешло и к аллопатам. Английский опыт нашел, что городской деловой человек есть типический больной для Nux. Все его болезни — нервные от расстройства пищеварения. Поразительное подобие между симптомами отравления стрихнином и столбняком дало идею применить его при лечении этой болезни. Stille приводит 8 примеров травматического столбняка, излеченного им. Будучи так гомеопатична в столбняку, Nux vomica столь же антипатична в параличу и на этом основании употребляется в обширных размерах при его лечении. Нет никакого сомнения, что в случаях функциональной слабости двигательных или чувствительных нервов местное употребление Nux vomica или стрихнина приносит положительную пользу. Внутреннее употребление его против паралича центрального происхождения не сопровождается успехом в аллопатии, напротив нередко приносит вред, когда нервные центры поражены конгестией или воспалением. Поэтому, при таких обстоятельствах, в старой школе избегают его употребления. Конечно, для гомеопатов это служит указанием к его употреблению. Даже и аллопаты находят его полезным, уменьшая только дозу. Charles Нuntеr впрыскивает под кожу от 1/20 до 1/60 грана стрихнина. Г. Баруель, против употребления его при параличе спинного и головного мозга, сам впрыскивает от 1/20 до 1/12 грана. Для краткости я умолчу о лечении Nux vomica головных страданий, белой горячки, воспаления мозга, расстройств пищеварительного канала и половых органов.

Следовательно стрихнин, опять-таки в минимальных гомеопатических дозах, обладает совершенно противоположными физиолого-терапевтическими действиями. Относительно доз д. Юз пишет: «Рингер приводит случай, в котором очень помогали малые дозы стрихнина (liquor strychiae), а подкожные спринцевания им в количестве от 1/15 до 1/40 производили ухудшение. Liquor содержит одну часть стрихнина на 120. Это случай чистых судорог».

Я мог бы совершенно также ответить и на примеры профессора Тарханова с атропином и поликарпином, которые употребляются в гомеопатии, но для этого предпочитаю ограничиться указанием лекций д. Юз; несведущие пусть прочтут сами и сделаются сведущими.

Теперь посмотрим, всегда ли аллопатия, не признающая закона подобия, лечит на основании своего закона. Для этого стоит лишь рассмотреть интересный факт, а именно лечение малокровия железом. Известные моим собеседникам профессора-аллопаты Нотнагель и Россбах пишут в своей фармакологии (стр. 171): «встречающиеся всюду указания на то, что при слишком продолжительном употреблении железа и при употреблении его лицами, и без того уже полнокровными, появляется ощущение жара, сердцебиение, расположение к приливам крови и даже кровотечения, по-видимому, построены априористически; нам, по крайней мере, нигде не удалось найти достаточных к тому доказательств и при личных наших наблюдениях в окрестностях одной из лечебных станций с железными водами, где жители в виде ежедневного питья употребляют одну только железистую воду, нам не только не удалось встретить полнокровных субъектов, но, напротив, довелось даже подметить поразительно частые случаи анемических состояний». На стр. 157 говорится: «в среднем выводе 0,05 гр., вводимого с пищей железа достаточно для полного удовлетворения потребности здорового человеческого организма в железе».

Следовательно, отравление железом порождает анемию или и малокровие и для противодействия болезни дается то же средство, но в меньших дозах. Не удивительно после этого, что произошел столь поразительный факт, а именно аллопатия и гомеопатия лечат малокровие одним средством. Доза 0,05 гр. необходимая для человека, для его удовлетворения, также не может назваться аллопатической. Мне скажут, что аллопатия лечит хлороз железом не на основании подобного закона, а потому что ей известно вообще влияние железа на кровь и на увеличение в крови красных телец. Но, во-первых, это не исключает факта, что отравление железом порождает малокровие и что при лечении железом нельзя применить аллопатического принципа, а во-вторых и гомеопатам известно влияние железа на кровь, да наконец множество теорий, на основании которых аллопаты будто бы применяют железо, покрыты мраком предположений и правдоподобий. Те же профессоры пишут на стр. 167: «процесс превращения белых кровяных телец в красные нам неизвестен в точности, тем не менее нам ничего не остается, как допустить такое превращение именно при содействии железа и т. д.»

Излечивает ли железо анемию, пополняя недостающее количество этого металла в организме? Болезнь эта обыкновенно происходить не от недостаточного количества железа, доставляемого пищею, а от расстройства процессов уподобления. Reveil, как показывает Труссо и Пиду, удостоверился, что при анемии не бывает ни малейшего изменения в количестве железа, присутствующего в крови. Итак, не от недостатка железа, а от недостатка самых красных телец происходить обеднение крови, называемое анемиею. «Но отчего же уменьшается число телец? — спрашивает д. Юз. — Их развитие есть окончательный результата выработки жизненной влаги; следовательно, причиною их недостаточности должно быть какое-нибудь расстройство в кровотворных процессах. Можно ли исправить такое расстройство, давая в увеличенном количестве одну из составных частей пищи, идущей на их образование? Едва ли. Если органы, участвующие в кровотворении, неспособны исправлять свою работу, то они не сделаются способнее от того, что мы им даем больше материала для обработки. Здесь требуется стимул, находящийся в сродстве с этими органами и специфично соответствующий существующему болезненному состоянию».

В испытаниях, веденных Лефлером, кровь была исследована до и после опытов. Во всех случаях оказалось увеличение воды и соразмерное уменьшение сухого остатка. Вместе с тем общее состояние и вид первоначально улучшились, а затем обнаруживались все признаки упадка сил и водянистости крови. Я не сомневаюсь, что аллопаты лечат малокровие железом по закону подобия, не замечая того сами и воображая, что их привели к тому опыты и теории, но подчеркиваю лишь факт, в доказательство того, что между словом и делом бывает иногда большая разница.

Возьмем другой пример: лечение ртутью. Хотя Нотнагель и Россбах пишут, что, «при современном положении наших знаний, нам кажется более целесообразным отложить объяснение основного действия ртути до тех пор, когда мы будем располагать лучшим и более разработанным материалом»,—однако, аллопатия лечит ртутью и очень много. Посмотрим, каким законом эти люди науки руководятся. А вот каким: известно, что экзему мажут ртутною мазью, но в фармакологии на стр. 264 говорится: «уже и обыкновенная серая мазь ведет к воспалению натираемых ею мест кожи, которая, начинаясь с эритемы, быстро переходит в eczema impetiginatum, а в иных случаях даже в сильнейшие формы eczema universalis».

В некоторых случаях, как при водянках в голове и т. д., аллопаты, желая добиться сильного пота, прописывают ртутную мазь, но, как известно, ртуть производить при отравлении ею сильный, зловонный пот.

Далее аллопаты при расстройстве пищеварения, запорах и завалах дают, не минуя годовалых детей, излюбленную ртуть или каломель. Между тем на стр. 265 фармакологии они же пишут: «от ртути пищеварительные органы постоянно поражаются первыми и всего сильнее. После предварительного ухудшения аппетита в течение некоторого времени, больного начинаете беспокоить изо дня в день все усиливающийся дурной, металлический вкус;. изо рта распространяется противный запах; язык оказывается обложенным, припухает и на своей поверхности носить мелкие отпечатки зубов; отделение слюны усиливается; надчревная область вздувается, одновременно с ощущением давления под ложечкой, отрыжкой и тошнотой. Затем появляются извержения рвотой пищи, слизи, желчи, сильная боль в желудке и понос, чередующейся с запором и т. д.»...

Также на основании закона подобия, аллопатия лечит ртутью воспаление рта, слюнотечение, болезни костей и т. д.

Третьим примером может служить мышьяк. Согласно д-ру Брентону (его фармакология)арсеник причиняет раздражение желудка, режущие боли, понос, слизистые испражнения, окрашенные кровью. В больших дозах он производит воспаление желудка и кишок, рвоту и понос, испражнения, похожие на рисовый отвар, упадок сил, синеватый цвет кожи, сильные судороги, также трудное мочеотделение, кровавую мочу. В числе признаков хронического отравления наблюдается: раздражение глаз, текучий насморк, короткий, сухой кашель и белый язык. О терапевтической пользе этого средства говорится, что оно употребляется местно при раке; при назначении внутрь он оказывает тоническое вяжущее действие на кишечный канал. На желудок оно действует — возбуждая аппетит, утоляя боль и останавливая рвоту. Его можно давать при расстройстве пищеварения, нервной боли в желудке, изжоге, рвоте у пьяниц, при язве и раке желудка, при поносе непосредственно после еды, перемежающейся лихорадке, головной боли, невралгии, ревматизме, подагре, грудной жабе, хорее, эпилепсии, при коклюше, удушье, судорожном чихании, хроническом бронхите, кашле в начале чахотки.

«Сличив болезненные состояния, причиненные этим средством, — говорит д-р Деджон (Гомеоп. В. 1887, стр. 203) — с теми, в которых доктор Брентон находит его полезным, мы замечаем, что они чрезвычайно схожи между собою, показывая тем, что когда действия лекарственного вещества наблюдаются на человеке, а не на лягушках, его целебные свойства можно объяснить не иначе, как гомеопатическим принципом».

Далее мы видим у самих аллопатов следующие указания: профессор Рюле (Ruhle) говорить в своих лекциях (в Бонне): «посредством ревеня, в малых дозах, мы можем вылечить понос; посредством ревеня в больших (токсических) дозах мы можем произвести понос. Антимониальные (сурьмяные) препараты в малых дозах излечивают, в больших производят бронхиальный катарр».

Профессор Гертвиг пишет (в своей Arzneimittellehre fur Thierarzte S. 22): «четверть лота алоэ излечивает у лошади понос, между тем как одна унция его искусственно вызывает понос».

Профессор Бинц говорит (Grundzugen der Arzneimittellehre, S. 147), что «малые дозы каломеля, без всякого сомнения, часто действуют как вяжущее при поносе, особливо у детей в жаркое время года, а большие дозы действуют слабительно. Между ядовитым и лечебным действием лекарства существует только количественное различие в степени однородного процесса».

Гомеопаты гораздо откровеннее в вопросах применения средств, по крайней мере, такие авторитеты, как проф. Юз. Они прямо, нисколько не скрывая, признаются, что известные и переименованные им в фармакологии средства употребляются не на основании закона подобия, ибо нельзя признать их гомеопатичности, а на основании опыта. Опыт показал, что данное средство полезно при такой-то форме болезни, и гомеопаты им пользуются. Само собою разумеется, что гомеопатия не может иногда избегать эмпирического способа, для определения действия лекарства, как и всякая другая система, а потому такое вещество, которое помогает в минимальных дозах и не имеет противоположного действия в больших дозах, вырабатывается опытом. Д. Юз не скрывает существования таких средств в гомеопатической фармакологии и весьма легко убедиться в этом каждому, просмотрев «Руководство к фармакодинамике».

Объясняя общие начала действия лекарства, д. Юз в своей 5-й лекции говорит: «уже давно было указано, что двойное действие лекарств следует приписать их первичному и вторичному влиянию, как было открыто еще Ганеманом, и чем собственно объясняется действие гомеопатических лекарств. Д-р Жуссе объясняет это так: 1) всякое лекарство производит у здорового два последовательные действия — первичное и вторичное, эти два действия всегда обратны друг другу; 2) чем сильнее доза, тем менее бывает заметно первичное действие, — при чрезмерной дозе развивается только вторичное действие, 3) чем слабее доза, тем очевиднее бывает первичное действие».

«Вполне соглашаясь с этим — говорить далее д. Юз — я не могу допустить, чтобы все лекарства обладали таким действием»...

«Если гомеопатия состоит в том, чтобы противопоставлять болезненным состояниям, соответствующим вторичным действиям лекарств, их первичное действие, то при выборе similia similibus мы должны пользоваться только такими вторичными явлениями. Если, давая минимальную дозу, мы возбуждаем состояние обратное большой дозе, то мы должны принимать в расчет только последствия больших доз. Между тем факты опровергаюсь это. Ганеман держался прямо обратного взгляда, утверждая, что мы можем пользоваться только первичными действиями. Поэтому при испытании лекарств он в особенности старался получить эти первичные действия, употребляя для этой цели малые дозы».

Наконец, стоит только вдуматься в причину, почему Гиппократ выработал оба закона вместе, а не один только из них, чтобы утвердиться еще более в убеждении о невозможности обойтись без обоих принципов в применении лекарственных веществ в терапии. Д-р Ковнер, во втором выпуске «Очерков истории медицины», на стр. 314, пишет: «основное правило терапии Гиппократа — побеждать болезненное состояние искусственно вызванным другим ему противоположным состоянием: contraria contrariis, ибо медицина состоит в прибавлении и уменьшении, — в прибавлении недостающего и уменьшении избытка. С этим правилом, невидимому, находится в противоречии другое изречение, по которому подобное вызывает болезнь, подобное же ее излечивает: «similia similibus», — изречение, послужившее поводом приписывать Гиппократу изобретение гомеопатии. Но это изречение означает только то, что те же влияния, которые порождают болезнь, могут ее и излечивать (устранение лихорадки теплыми напитками и теплыми ваннами, гастрической рвоты — рвотными). Итак, господствующим в Гиппократовской медицине все-таки остается правило «противоположное лечить противоположным».

Столь слабое объяснение закона подобия врачом-аллопатом, как д-р Ковнер, не подходит к величию Гиппократа. Если существует несомненный факт изречения Гиппократом закона подобия, наравне с законом contraria contrariis, то, конечно, им признавались нераздельность их, равноправность, одновременность существования. Да мог ли столь великий естествоиспытатель не подметить в применении природных сил в терапии закона подобия?! Гиппократ говорил (Oeuvres completes d’Hippocrate, etc. trad, par Littre. Paris 1849. I. III. Des lieux dans l’homme, p. 335. De la maladie sacrte, p. 395): «Болезнь причиняется подобным и подобным же излечивается. Так: что производит мочерез, которого не было, то и уничтожает мочерез существующий; кашель и мочерез причиняются и уничтожаются одним и тем же. Лихорадка то производится и уничтожается одним и тем же, то уничтожается противным тому, что ее произвело». И далее: «большая часть болезней излечивается теми же причинами, которые ее произвели».

Следовательно Гиппократ прямо обратил внимание, что закон — в зависимости от свойств самого средства; одно средство подтверждает аллопатический принцип, другое — гомеопатический, но существование обоих несомненно, а потому Гиппократ поставил их рядом. Последователи его многое спутали, потому что не были столь талантливы и велики, как их учитель, образовали несколько школ и родившиеся в них авторитеты, — построили новые теории. В данном случае невольно напрашивается на сравнение христианство, имевшее одного величайшего Учителя, но которое по неумению воспринять целиком истинное Его учение, распалось на множество религиозных школ.

Моя цель, господа, была покончить в настоящей беседе с законом подобия, а затем в будущей ответить на остальные обвинения против гомеопатии. Надеюсь, что как бы мы ни сулили о подробностях применения закона подобия на практике, из сказанного и прочитанного ясно видно, что гомеопатия обладаете непреложным законом, экспериментально доказанным и логически установленным посредством строго научного метода. «Мы имеем — говорит д. Бразоль в своей первой лекции — точно также непреложный физический закон, что притяжение между телами прямо пропорционально их массам и обратно пропорционально квадратам расстояния действующих тел. Это закон, я говорю, непреложный; но тем не менее он составляете необъяснимую эмпирическую тайну и не можете быть доказан априорно т. е. не можете быть выведен из абстрактного мышления. То же самое и с гомеопатическим законом подобия. Вся его принудительная сила основана на опыте и наблюдении, и он во всякое время, во всяком месте можете быть проверен каждым врачом, у кого раскрыты духовные глаза для воспринятия впечатлений и критической оценки своих наблюдений. И если прежде и можно было с некоторым правом сделать Ганеману упрек в легкомысленной индукции на основании будто бы недостаточного количества наблюдений, то в настоящее время такой упрек уже невозможен, потому что закон «similia similibus curantur» с тех пор миллионы раз был проверяем по всему старому и новому свету многочисленными, безусловно честными и образованными и неоспоримо-компетентными врачами во всех пяти частях света с неизменно-одинаковым успехом и результатом, так что, по внутреннему достоинству и по количеству наблюдений, положенных в настоящее время в основу Ганемановского принципа, индуктивное заключение «similia similibus curantur» приобретает всю полновесную силу достоверного закона природы».

Читайте также: "Медицинская беседа I"
                           "Медицинская беседа VII"
                           "Медицинская беседа IX"
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /