— Михаил Леонидович, что вас связывает с Ростовом?

— Мой прадед был довольно богатым донским казаком родом из Новочеркасска. В гражданскую воевал у Краснова. Семейная легенда гласит, что он командовал полком, но никаких документов на этот счет нет. Когда гражданская война закончилась, он не уехал, а остался, скрывался. Прабабушка вырастила семерых детей, в том числе и мою бабушку. В 30-е годы бабушка уехала из Ростова в Москву. Позже в Москву уехали и ее сестры, за исключением одной, которая прожила в Ростове всю жизнь и умерла в начале 90-х.  В 1982 году я встречался с ней. И потом довольно часто бывал здесь, приезжал и жил по несколько дней. У меня в Ростове было много друзей. Я к этому городу неравнодушен. Ростов, конечно, не Москва. Тут другой стиль жизни, но он мне всегда очень нравился. Нравилась его южная живость. Я приезжал сюда всегда летом. Ростов – летний город, и снег, который сейчас идет за окном, вызывает странные ощущения.

— Чем вам нравится и не нравится современный Ростов?

— Мне очень нравился старый Ростов, но он разрушается и умирает, а новый Ростов ничем не отличается от других городов. Это обидно. Безусловно, старый Ростов надо не разрушать, а реставрировать, но заниматься этим никто не будет. Ждут, когда все окончательно развалится, чтобы построить на этой земле что-нибудь современное. Нет регулярной застройки. Особенно хорошо это видно с левого берега Дона.

— Вы учились на механико-математическом факультете МГУ, но при этом стали известным экономистом. Как у вас это получилось?

— Очень естественно. Я окончил кафедру теории вероятности и математической статистики, работал в системе Академии наук, занимался моделированием движения молекул. Существует концепция, что макроэкономика – это что-то сродни статистической физике, когда множество субъектов каким-то странным образом, «невидимой рукой рынка», приводятся к некоему макроединому среднему. В конце 80-х, когда стало понятно, что на науку денег больше нет, я пошёл работать в Институт статистики и экономических исследований Госкомстата. Оттуда, уже после распада СССР, ушел сначала в рабочий центр экономических реформ, а затем в Министерство экономики. К слову сказать, математиков среди экономистов было много даже тогда.

— Обязательно ли сегодня молодому человеку, который хочет стать экономистом, поступать на экономический факультет?

— Нет, это вредно

— Почему?

— Современная экономика – это некая школа, которая появилась в конце ХIХ – начале ХХ века. Называть экономикой её можно только условно. Она появилась как идеологическая альтернатива политэкономии Смита и Маркса. Главное достижение Маркса – это вывод о том, что экономическая модель капитализма конечна во времени. Она требует расширения рынка, а земля ограничена. Значит, в какой-то момент рынки остановятся, и на этом капитализм закончится, а человечество останется. Дальше весь марксизм – это попытка описать, как будет выглядеть мир после капитализма. Капиталистам эта мысль страшно не понравилась, и они профинансировали науку, которая была бы экономикой без базового тезиса о конце капитализма. Экономика пошла по пути изучения фирмы, домохозяйства, психологии человека, т.е. по пути изучения микроэкономики. Последние 5-8 лет все Нобелевские премии выдавались в основном за работы, посвященные психологии потребителя. Тут идёт феерический мировой кризис, а про него не пишут, потому что эта тема табуирована. Изучая, поведение человека и поведение фирмы, выстроить теорию современного кризиса и понять, как должна выглядеть экономическая система, невозможно. Сегодня учат экономить, а проблемы – в макроэкономике. Я считаю, для того, чтобы иметь правильное экономическое образование, лучше получить сначала базовое образование в другой сфере, физике или математике, и только потом начать учить экономику, уже более или менее понимая, как устроена жизнь.

— Сейчас практически каждый вуз готовит экономистов. Они нужны в таком количестве?

— Это не экономисты, а люди, владеющие некоторыми базовыми технологиями, в том числе некоторыми математическими технологиями на уровне третьего курса мехмата. Это люди, которые могут работать в банках, в инвестиционных и плановых отделах. Уровень их образования невысокий. Во-первых, четыре года бакалавриата это мало. Во-вторых, содержание образования ограниченно: их учат ремеслу.

— А надо ещё творчеству?

— Вообще говоря, да. Я написал книгу «Идеи современной экономики», в которой попытался объяснить, что такое капитализм, почему он появился только в XVI веке, почему он конечен и почему до сих пор не существует современной теории кризиса. Думаю, она выйдет в начале следующего года.

— Книга рассчитана на широкого читателя?

— Да, она будет понятна всем.

—Алексей Кудрин недавно назвал экономическую ситуацию последних десяти лет в России «серьезной застойной ямой». Как бы вы назвали и охарактеризовали российскую экономику последнего десятилетия?

— Либерально-экономическая политика по лекалам Алексея Кудрина привела к тому, что быстрый экономический рост начала нулевых постепенно снижался, а с 2012 года перешел в вялотекущий спад. Поскольку я занимался статистикой профессионально, могу сказать: наши статистические органы врут, что ВВП растет. У нас спад. В последние годы – 2-2,5 %. Для того чтобы спад сменился на рост, необходимо отказаться от либерально-экономической политики и выгнать друзей Кудрина.

— А что вместо нее?

— Вместо нее взять ту модель, которая была в двадцатые-тридцатые годы прошлого века. Индустриализация и сегодня обеспечит экономический рост лет на 20-25 с темпами 5-7%.

— Какими вы видите следующие десять лет?

— До тех пор пока сидит либеральная команда, у нас будет спад –1,5 — 2,5%.

— Сейчас активно обсуждают конфликт в Керченском проливе.

— Это неинтересно.

— Почему?

— Ну, Порошенко, выражаясь простым языком, ж… Скоро выборы, ему надо что-то делать, он подпрыгивает, выкручивается, как может. Поскольку есть опыт Саакашвили, он знает, что первым стрелять нельзя. Если он выстрелит первым, то Порошенко агрессор, и его отымеют, как Саакашвили. Кроме того, в США есть схватка либеральных финансовых элит и Трампа. Задача этих элит – максимально напакостить Трампу и, как они считают, его другу Путину. Надо организовать провокацию, а там, глядишь, Трамп с Путиным не встретятся на G20 (интервью было записано за два дня до начала саммита).

— Вы говорили, что этот конфликт не что иное, как президентские игры Украины. Получается, мы им подыграли? Сознательно или несознательно?

— Нет, мы ничего не могли сделать. Пускать их нельзя, вдруг у них в катере двадцать тонн взрывчатки, и они подорвут мост. Мы должны контролировать ситуацию. Мы вели себя спокойно и не поддались.

— Может ли конфликт нести экономические последствия для России?

— Санкции и так введут. Было бы желание, а повод найдется. Плюс к этому есть еще одно обстоятельство. Среди факторов, влияющих на нашу экономику, санкции по степени негативного влияния занимают где-то четвертое-шестое место. От вредительской политики Правительства и Центробанка вреда куда больше.

— Какие могут быть варианты развития событий на Украине?

— Всё так и будет продолжаться – гнить, выражаясь простым языком. Фактически они повторяют тот путь, который начали в 1918 году, но тогда в рамках гражданской войны власть довольно быстро навела порядок. Потом такая же картинка была в 1941-1944-м, пока Украину не освободили. Сейчас там либо начнется гражданская война, либо всем вокруг это надоест. Причина: кризис усиливается, уровень жизни населения падает, а уровень экстремизма растет. На украинских складах много оружия: ключевой вопрос, попадёт ли оно в руки к экстремистам. Все понимают, что рано или поздно там надо будет навести порядок. Скорее всего, делать это придётся сопредельным странам — Белоруссии, России, Польше, Венгрии. А дальше Украина распадается. Она естественным образом уже сегодня распадается на четыре части: это Новороссия (от Одесской области до Харьковской), Малороссия (Киев, Чернигов), Галиция и Закарпатская область. Я думаю, это может произойти через пять-десять лет.
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /