Священномученик Петр родился в 1897 году в селе Дияшево Уфимской губернии в бедной крестьянской семье Иакова и Елены Варламовых. Отец умер, когда Петру было девять лет,  мать сама воспитывала трех сыновей и дочь, и ему уже в детстве пришлось отведать горечь бедности и лишений. Петр окончил сельскую школу, а затем в 1915 году дополнительные курсы по подготовке псаломщиков и диаконов. По их окончании он был назначен псаломщиком ко храму Казанской иконы Божией Матери в село Преображеновка Стерлитамакского уезда.

Во время обучения на курсах Петр познакомился со своей будущей супругой — Анной Ивановной Портновой. Они обвенчались в 1915 году и переехали жить в Преображеновку, где поселились в доме, построенном для церковного клира сельским обществом. В 1918 году территорию Уфимской губернии охватила Гражданская война, и Петру Яковлевичу пришлось укрывать в своем доме тех, кому грозила расправа. При отступлении белых вместе с ними ушел священник Казанской церкви Иоанн Канин, и богослужение в храме прекратилось. Прихожане обратились к Петру Яковлевичу с просьбой стать в их приходе священником. Ему было тогда всего двадцать два года, и, ссылаясь на свою молодость и неопытность, он принялся отказываться от предложения. Анна Ивановна также была категорически против, чтобы муж становился священником, так как это грозило преследованиями не только ему самому, но и семье. Прихожане, однако, продолжали уговаривать, и Петр Яковлевич в конце концов посчитал невозможным для себя отказаться, и в 1919 году был рукоположен во священника к Казанской церкви.

Испытания начались почти сразу же. В начале 1920-х годов местные комсомольцы из активистов подожгли дом священника, и семья оказалась без крова. Какое-то время они жили на квартире, но затем крестьяне постановили выделить отцу Петру пустующий дом, принадлежавший сельскому обществу. Сельсовет, однако, принял решение устроить в этом доме красный уголок, и семье священника пришлось уступить одну комнату. Отец Петр попросил у местных властей разрешения читать посетителям красного уголка лекции по садоводству и пчеловодству, но те, опасаясь нравственного влияния пастыря, отказали ему и потребовали, чтобы семья священника вообще покинула дом.

Отец Петр обратился к жителям села, чтобы те общим решением выделили ему землю под строительство дома, и крестьяне постановили выделить священнику землю. Дом он купил, продав все свое имущество, и перевез в село.

В начале 1929 года усилились гонения на Русскую Православную Церковь. Были разосланы директивы об усилении работы по обезбоживанию населения и принятию к духовенству и верующим жестких мер. 9 марта 1929 года в Преображеновке состоялось собрание коммунистов и комсомольцев, которые вынесли постановление о закрытии храма.

В конце апреля среди жителей распространился слух, что храм будут закрывать в день советского праздника. Отец Петр призвал прихожан собраться к храму, чтобы не дать его закрыть, и сказал: «Буду и я там, пусть что будет, то будет, арестуют — так арестуют; меня увезут, но народ не должен дать закрыть церковь». 1 мая перед храмом собралось около двухсот прихожан, они пробыли здесь до полудня, но никто из представителей власти не появился.

Все чувствовали, однако, что дело идет к аресту священника. Близкие из верующих и даже местные коммунисты, сочувствующие отцу Петру, советовали ему во избежание тяжелых для него последствий покинуть село, но на это он отвечал: «Меня не за что арестовывать. Я ни в чем не виновен, свое служение и прихожан не брошу».

Отца Петра стали вызывать в сельсовет на беседы и уговаривать отказаться от служения, предлагая взамен земные блага. «Петр Яковлевич, — говорили ему, — ты ведь грамотный человек, мы тебе первую должность дадим, брось ты это». Однако отец Петр отказался: «У меня целое стадо словесных овец, я их пастух и не могу их бросить», — сказал он.

Супруга также умоляла священника, чтобы он сжалился над нею и детьми, которых уже было пятеро, причем старшей дочери было всего восемь лет, а младшей шесть месяцев, покинул опасное село и уехал на родину, в Дияшево. Отец Петр промолчал, но было видно, что он начал колебаться. В конце концов, он распорядился нанять две подводы, и уже стали в них укладывать вещи, когда он отправился к жившим в селе монахиням — насельницам из находившегося неподалеку от Преображеновки закрытого женского монастыря. Узнав, что отец Петр собирается уезжать, они спросили его: «А как же мы, батюшка?» Этот вопрос решил все. Вернувшись домой, отец Петр твердо сказал супруге о своем бесповоротном решении не уезжать.

26 мая 1929 года отец Петр был арестован и заключен в тюрьму в Стерлитамаке. Почти сразу же после ареста священника прихожане собрались в церковь, чтобы написать письмо в его защиту. Под письмом было собрано более двухсот подписей. Однако, когда верующие пришли в сельсовет, чтобы там заверили их подписи, председатель сельсовета отказался это сделать, и один из инициаторов сбора подписей был арестован. Было составлено новое обращение, но секретарь партийной ячейки отослал его в ОГПУ в качестве материала для обвинения жены священника в подстрекательстве крестьян к бунту.

— Что вы хотели сказать верующим, говоря на проповеди в день Казанской: «Воспряните же, люди православные, и отрясите прах неверия, распространяемого современными отрицателями, и не вступайте на проповедуемый ими “широкий путь”»? — спросил следователь отца Петра на допросе.

— Я говорил верующим, что проповедуемый безбожниками «широкий путь» в действительности является путем широким только для зла, грехов, — ответил священник.

— Что вы хотели сказать на проповеди 1926 года словами: «Многие из нас, братья, присоединяются к тем злодеям, которые по наущению слепых и безбожных вождей умертвили Богочеловека. Нет ли среди нас таких людей, которые сеют среди других плевелы безбожия?»

— Я призывал верующих крепко держаться за веру и не идти по стопам учения, проповедуемого вождями безбожия, такими, как Ярославский.

9 июля 1929 года следствие было закончено. 2 августа Анна Ивановна обратилась в ОГПУ с просьбой освободить мужа. «Из допроса мужа видно, что он задержан за агитацию, — писала она. — Я, как жена <…> его знаю, он против советской власти не шел. <…> И если возможно, то прошу отпустить как кормильца детей, так как я не в состоянии прокормить детей одна».

В конце августа Анна Ивановна обратилась с просьбой к односельчанам, чтобы они похлопотали за своего пастыря. В своем обращении к ним она написала: «Прошу граждан дать <…> отзыв о священнике Варламове. Вы знаете, он здесь живет с 1915 года, был псаломщиком, и вы его упросили <…> посвятиться во священники. Помните, он вам говорил, что он молод и не может справиться, но вы, граждане, просили, и он согласился и в 1919 году поступил во священники. Во всю его жизнь в селе Преображеновка никого не обижал. <…> Когда здесь были белые, то он всех защищал, кто скрывался, и никого не выдавал. Он сам происходит из крестьян, и жена его дочь рабочего, и идти против власти он не мог. <…> Ведь я с малыми детьми осталась ни при чем, и отойти от них невозможно. Подходит зима, у меня нет ни хлеба, ни топки. <…> Прошу, не оставьте…»

1 сентября 1929 года в селе состоялось общее собрание крестьян, на котором было рассмотрено заявление жены священника. Собрание постановило все сказанное о священнике единогласно подтвердить и одобрить. Под протоколом собрания, где была дана письменная характеристика священнику, подписалось около пятидесяти человек.

Дело по обвинению священника в контрреволюционной деятельности рассматривалось в судебном заседании в Стерлитамаке 15–17 января 1930 года. Отец Петр на суде опроверг все обвинения лжесвидетелей и следствия.

Помощник прокурора, видя, что дело выходит бездоказательным, потребовал отправить его вновь в ОГПУ для доследования, на что адвокат подал протест: «Допрашивать больше некого, здесь уже достаточно допрошено <…> передача дела на доследование есть затяжка. Прошу дело слушать!» Суд проигнорировал заявление защиты, и дело было переслано на новое расследование в ОГПУ.

9 марта 1930 года тройка ОГПУ приговорила отца Петра к расстрелу. Священник Петр Варламов был расстрелян в Уфе 11 марта и погребен в безвестной могиле.

/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /