Изучать Иран, как и любую другую самобытную и интересную страну и культуру, можно десятилетиями, но в рамках геостратегии нас в первую очередь интересуют ключевые тренды развития, перспективы, ограничения, болевые точки и возможные сценарии. Рассмотрим имеющиеся у Шиитского проекта стратегии, понимая, что этот проект является пусть самобытной и уникальной, но все же всего лишь частью большей структуры – Исламского мира.

 

 

Современный Иран как физическое воплощение и ядро Шиитского проекта является империей суши, но заметно отличается от той же России (во все исторические периоды), так как сетевая составляющая в нем проявлена значительно сильнее сухопутной. По своей структуре Иран также похож на… Ватикан (Римско-католическую церковь) в Средние века, с сильными орденами, сочетающими в себе функции министерств, духовных братств и кланов. Уточнение про Средние века важно потому, чтобы у читателей возникали ассоциации не только с Мальтийский орденом, францисканцами и т.д., но и с тамплиерами, набравшими такую силу и власть, что Рим утратил рычаги влияния и принял участие в их уничтожении.

 

Рассматривая КСИР, входящий в него «Аль-Кудс», другие силовые структуры, спецслужбы, сообщества, вплоть до 400-тысячной «Армии Махди» в Ираке, нужно обращать внимание на орденскую, сетевую, клановую составляющие каждой из них, а также на высокую степень автономии, обособленности от верховной светской и духовной власти. Как правило, область деятельности, география и функции этих структур много шире декларируемых, что порождает не только внешние, но и внутренние конфликты.

 

В этом свете убийство главы «Аль-Кудс» генерала Касема Сулеймани, который к слову был еще и сильным мыслителем, в начале января 2020 года было равносильно обезглавливанию одного из сильнейших, обладающего очень высокой автономностью ордена, который шаг за шагом набирает власть, силу и независимость и имеет в настоящее время интересы, связи и обязательства по всему миру. В смерти генерала как носителя договоренностей и обязательств, как ключевого элемента указанной структуры были заинтересованы многие и во внешнем мире (ослабление Шиитского проекта и отказ от обязательств), и внутри страны (усиление контроля, исчезновение обязательств и долгов).

 

И, да, КСИР и/или «Аль-Кудс» вполне могли набрать ещё больше власти и повторить судьбу тамплиеров.

 

Для лучшего понимания обратимся к России, где наиболее близкой аналогией являются попытки возрождения казачества и стремление главы Чечни Рамзана Кадырова сформировать подобную же многопрофильную структуру. Добиться положительного результата здесь не получилось и не получится из-за культурных противоречий, при этом речь идет не о национальности и/или вероисповедании, важно отрицание абсолютным большинством общества таких социальных структур и образов.

 

В основе попыток формирования квази-ордена, скажем условной «Дикой дивизии», лежало родоплеменное и суфийское представление о мире с неоспоримой волей шейха/учителя/ старейшины. В рамках этого взгляда достаточно договориться со старшим, т.е. с В.В. Путиным, – и все проблемы, по его слову, уйдут. Ан нет, оказалось, что письмо в стиле «Трех мушкетёров», «Подателю сего …», не работает. Пока масштаб структуры небольшой и количество конфликтных точек с другими интересантами (властные группы, корпоративные интересы, чиновники и т.д.) невелико, все необходимые одобрения и согласования удавалось получать в рамках регулярных ограниченных встреч. По мере роста претензий и масштаба экономических, силовых и культурно-религиозных структур количество проблем начало расти кратно, при этом каждая из них подкреплялась регламентами, правилами и законами. Для решения любого вопроса требовалось или идти долгим путем согласований, теряя время, ресурсы и суть, или получить развернутое и детализированное (!!!) разрешение на нарушение норм и правил на самом верху.

 

Решить за встречу пять щекотливых вопросов или сто пять? Вот и забуксовало развитие без встраивания в существующую административно-чиновничью систему, а как только адаптировались – так и перестали быть квази-орденом и стали еще одной играющей по общим правилам бюрократической структурой.

 

И, да, ну не нужно забывать, что границы влияния Шиитского проекта не совпадают с границами государства Иран и его органов власти.

 

Таким образом, внутренняя организация Шиитского проекта имеет высокую сетевую составляющую, что усложняет его понимание и требует учета орденских, сетевых и клановых компонентов, необходимых  для функционирования многих его структур. Для примера, функции и зона ответственности «Аль-Кудс» выходит далеко за пределы интересов Ирана как государства, и подобным структурам разного масштаба нет числа, начиная от советов и объединений в Ираке и заканчивая лоббистскими компаниями на Западе.

 

Действующие в рамках Шиитского проекта квази-орденские принципы взаимодействия и организации не могут быть в чистом виде повторены в других частях мира, до тех пор пока власть в государстве функционирует на принципах иерархического, административно-бюрократического управления.

 

 

Вариантов построения будущего у Шиитского проекта/Ирана (далее будем использовать эти понятия как синонимы, если не оговорено иное) немного, они ограничены и реализуются даже не во второй, а в третьей стратегической очереди/темпе. Одной из важнейших исторических и культурных линий поведения Ирана является перманентное противостояние и конфронтация с суннитами. Если сторонний наблюдатель посмотрит на теологические различия между двумя основными ветвями ислама, без учета вопроса наследования, пролитой крови и проклятий в адрес халифов и праведных шейхов, то скорее всего он не поймет, откуда взялась такая глубокая пропасть. Действительно, разница в вероучении на фоне других «внутренних» различий между направлениями и сектами внутри суннизма и шиизма невелика.

 

Конечно, многое проявляется в малознакомых внешнему наблюдателю различиях, например, суннитские проповедники в мечетях вещают с высоты, а шиитский сидит в углублении на голову ниже паствы, но это отражения глубинных различий и традиций.

 

Фундамент и долгое самоподдержание современного конфликта скрыты в идентичности, стремлении иранцев сохранить субъектность и не быть поглощенными арабской культурой, как это произошло с египтянами, финикийцами и другими оседлыми народами Ближнего Востока. Оттого и противостоит остальным мусульманам Шиитский региональный проект как схизматическая часть Исламского мира, включающая в себя персов как ядро, а также примкнувших к ним небольшими частями тюрок и арабов.

 

Если представить, что конфликт прекращен, то у иранцев разных этнических групп идентификация «свой-чужой» перестанет проходить по линии «шиит-суннит». Раскол из внешнего, религиозного станет этническим, внутрииранским: персы, тюрки, арабы. В итоге Иран уменьшится чуть ли не в два раза, экономические и культурные связи окажутся разрушенными, а ираноязычным народам придется заново осознавать себя и возможности своего выживания в окружении более многочисленных арабов и тюрок.

 

И, да, автор больше поверит в примирение иранцев и евреев, чем шиитов и суннитов. Иран – слишком древняя культура, чтобы совершить такое самоубийство.

 

Собственно, контроль и сеньораж Китая в отношении Ирана в рамках стратегий «США минус 70 лет»/«Мантикора», т.е. вхождение в «Один пояс, один путь», несет в себе утрату вначале экономической, а потом и технологической, военной, политической независимости и субъектности. Вместо глобальной мировой системы, Иран будет встроен в китайскую систему разделения труда, утратит автономию. Период стабильности Китая очень недолог, и уже через 15-20 лет, т.е. после обрушения Поднебесной, Иран рискует получить технологический откат и перестать быть даже региональной державой, мало чем отличаясь от крупных суннитских стран. Далее речь пойдет о растворении Шиитского проекта в Исламском мире.

 

Следующие две стратегии Шиитского проекта, возможные в рамках Многополярного мира панрегионов, откроются через 20-30 лет и позволят примкнуть к одному из проектов – стратегии «Лазурного ислама» в рамках Исламского мира, либо «Нового ковчега» как российского проекта – на правах младшего и очень важного партнера. Присоединение к России после 2040-го года (перехода последней в 6-ой технологический уклад), полностью изменит транспортную ориентацию с широтной на меридианную (в том числе путем постройки канала из Каспийского моря в Персидский залив), а также откроет большое поле деятельности в части расширения сферы влияния в исламской части Африки.

 

 

Проект «Осажденная крепость» реализовывался Ираном последние 40 лет с целью снижения внешнего тлетворного влияния и завоевания более высокого геополитического статуса. В случае усиления внешнего давления и продолжения блокады Иран будет вынужден вернуться на эту траекторию.

 

Если же мир осуществит переход к катастрофическим сценариям, Иран окажется во много раз лучшем, чем абсолютное большинство игроков, положении. Получение статуса региональной державы и формирование экономики с высокой степенью автономности – заранее решенный вопрос. Стратегия «Региональная держава» станет очередной попыткой добиться политического лидерства в Исламском мире и формирования индустриальной экономики.

 

Таким образом, можно видеть, что Шиитский проект не имеет шансов на построение собственного панрегиона в ближайшие 20 лет и превращения в один из полюсов Триполярного мира, не говоря уже про глобализацию на собственных принципах в последующем. Наиболее перспективными для шиитов являются вхождение в стратегию «Новый ковчег» (младший партнер России) или «Лазурный ислам» (один из центров Исламского мира). Наибольшей опасностью является попадание в вассальную зависимость от Китая, так как это ведет к утрате ресурсов и идентичности с невозможностью жестко обособляться от суннитских народов.

 

В случае обострения кризисных явлений и распада мира до локального, а не регионального уровня деления Иран окажется в одной из лучших позиций, так как в последние 40 лет он только и делал что находился под постоянными санкциями и блокадой, не имея доступа ко многим общемировым технологическим цепочкам, но, с другой стороны, и не имея зависимости от них. Разрушение многих из этих цепочек и/или локализация в рамках отдельных регионов лишь повысит конкурентные преимущества Ирана.

 

 

В стремлении уничтожить национальное, религиозное и идеологическое разнообразие мира глобализация отравляла самобытность и национальный дух народов, создавала единую усредненную серую культуру, своеобразную эманацию Духа Ктулху. Можно выделить несколько путей противостояния заразе глобализации (по степени снижения конфронтации):

 

максимальное закрытие общения и мобилизация внутренних ресурсов в попытке не скатиться в полную архаику – Северная Корея;

культивация архаичной культуры, противостоящей заражению, – Арабский мир;

уход общества в теневые, сетевые структуры с разрушением зараженных институтов государственности – Латинская Америка;

формирование отдельного внешнего контура для заражения вирусом глобализации именно его – Индия, Китай;

формирование внешней, публичной витрины своей культуры с целью сокрытия и сохранения настоящей – Япония;

создание «невменяемого» ортодоксального ядра на фоне поглощения общества глобализацией – Израиль;

скрытый саботаж глобалистских программ и затягивание времени – Россия, Ватикан;

непротивление культурному насилию, в надежде, что отстанут, – Европа, США.

В этой связи интересен путь Ирана, сочетающего в себе первые два варианта: от культурного влияния защищались культивацией внешней архаики, идеей Спасения, высоким уровнем эсхатологической серьезности, самоиронией, от экономического – согласием и провоцированием блокады. Политика Ирана последних десятилетий – это попытка сохранить себя без отказа от индустриализации, научно-технического прогресса и процессов глобализации.

 

При всей самоизоляции власти не закрывали границ для въезда и выезда студентов, стравливая опасное напряжение во вне, также нужно отметить постоянный диалог с молодежью на понятном ей современном языке, чего так не хватает России. И, да, в Иране нет запрета на протесты, а женское население имеет высокую реальную самостоятельность.

 

С 1979 года прошло сорок лет, т.е. два поколения, молодые иранцы все меньше понимают смысл изоляции, наблюдая через информационное окно красивую сказку про благополучную и более сытую западную жизнь, поэтому ключевой риск для Ирана – не получить свою Перестройку. Традиционный конфликт поколений рискует вылиться в отрицание пути и запрос на конвергенцию. Пока еще большая часть молодежи положительно воспринимает духовных авторитетов, негатив больше направлен в сторону внешних правил, чрезмерных ограничений и снижения уровня жизни, но с этого-то и начинается падение. Если пустить дела на самотек, то дальше будут обновленческие требования, а в итоге социальный протест переродится в полное революционное отрицание всего образа жизни.

 

Если глобалистское давление будет сохраняться и/или Иран, встроившись в его систему «Один пояс – один путь»,  пойдет на поводу у Китая, то предыдущие 40 лет окажутся бесполезными, деградация пойдет ускоренными темпами.

 

Таким образом, в рамках стратегии противостояния с внешним миром Иран должен продолжать политику последних десятилетий, направляя ресурсы на самостоятельное развитие, независимость от импорта и развитие военных сил. Собственно, зона поражения разрабатываемого в Иране гиперзвукового оружия уже выросла до 650 км, что больше контролируемого авианосцами США пространства в 500 км.

 

Главное во внутренней политике для Ирана – не допустить усиления влияния идей конвергенции и примирения, исключить повторение печального опыта Перестройки в СССР. С учетом Величайшей депрессии в мире все шансы на это есть.

 

 

Катастрофические мировые сценарии ведут к серьезной деградации глобальной экономической, политической и социальной системы, что играет на руку Шиитскому проекту, так как внешнее давление снижается, а Иран – ядро проекта, благодаря высокой автономии и проверенной давним противостоянием внешнему давлению устойчивости, обладает одной из лучших в мире готовностью к кризису.

 

Иран может стать одним из главных бенефициаров глобальной катастрофы, он становится ключевой в регионе державой, находящейся в стратегически выгодном месте и имеющей потенциал построения многовекторной внешней политики. Шиитский проект может стать ситуативным союзником большинства крупных игроков, многие из которых негативно относятся друг к другу, например, Индия/Япония и Китай. Иран может стать перекрестком транспортных потоков как между востоком и западом, так и между севером и югом.

 

Важнейшей внешнеполитической задачей Шиитского проекта станет примирение с Иудейским проектом – хотя бы до уровня настороженного нейтралитета. Государство Израиль обречено на высокое напряжение в отношениях с соседними суннитскими арабскими странами, территориями и народами, присутствие еврейского государства на карте мира позволит, сохраняя напряжение по линии шииты-сунниты, всегда иметь возможность, не теряя лица, ситуативно помериться против общего противника.

 

 

Разрушение и ослабление соседних стран расширит территорию потенциальной экспансии Шиитского проекта, но не позволит выйти на масштаб панрегиона (300-500 млн. индустриального населения). В то же время, статус региональной державы в мире, упавшем по уровню экономики до начала 20-го века, несомненно, сравним со статусом великой державы.

 

Однако не следует забывать, что высокая степень архаичности в экономической, социальной и культурной сферах серьезно ограничивает темпы изменения, закладывая основу для низкой скорости развития. Изменить ситуацию поможет модернизация и снижение роли религии, но пример кемалистской Турции показывает, что одно это не обеспечивает полноценного успеха.

 

Для России сильный региональный Иран интересен, с одной стороны, как потенциальный ситуационный или долгосрочный союзник, с другой – как ограничитель обретения субъектности для Тюркского мира, а также экспансии Исламского мира, играющий роль своеобразного волнореза экспансионистских волн других игроков.

 

Таким образом, в случае катастрофических сценариев Шиитский мир станет одним из главных среднесрочных бенефициаров. Долгие десятилетия в изоляции и блокаде не дали Ирану встроиться в глобальный мир, но создали основу для роста статуса минимум до уровня региональной державы, в то время как другие игроки будут кратно терять ресурсы и влияние.

 

Территория экспансии Шиитского мира значительно расширится, в первую очередь за счет соседних исламских народов. Выйти на размер панрегиона либо самостоятельно развивать экономику, став одним из мировых лидеров в долгосрочной перспективе, у Ирана не получится, но сохранить и нарастить влияние по сравнению с текущим положением – вполне решаемая задача.

 

У Ирана появится возможность выстраивать по-настоящему многовекторную политику, как по линии запад-восток, так и по направлению север-юг.

 

 

Шиитский проект, ядром и физическим проявлением которого является империя суши Иран, является очень своеобразным и интересным игроком, в основании которого лежат квази-орденские, сетевые структуры. Подобные образования пронизывают Шиитский проект от верха до низа, охватывая все ключевые стороны жизни и являясь стержнем/внутренней основой проекта, своеобразным стабилизатором и одновременно иммунной системой. Не нужно преувеличивать архаичность Ирана, но и забывать про нее не строит.

 

Трудно сказать, как в такой сложной системе, как Шиитский проект, сформировалось понимание необходимости противостояния глобализации даже ценой изоляции и блокады, но более сорока лет данная политика реально проводится в жизнь. Выбранный путь был мягче аналогичных усилий Северной Кореи, но много жестче и конфронтационнее «маршрутов» большинства других стран и культур.

 

Поле стратегий Шиитского проекта ограничено и по большей части содержит вторичные варианты развития без возможности проявить стратегическую инициативу и выйти на первые роли. Наиболее перспективным при распаде мира на панрегионы выглядят варианты присоединения к России в качестве младшего партнера в рамках стратегии «Новый ковчег» и/или построение региональной державы в рамках стратегии «Перекресток путей», открывающейся при катастрофических для мира сценариях. Остальные стратегии не имеют даже таких перспектив.

 

В силу сохранения культурно-религиозных ограничений на скорость развития (например, отказа от ссудного процента) Шиитскому проекту/Ирану будет крайне сложно сохранить статус региональной державы без серьезной культурной перестройки и снижения влияния религиозной жизни.

 

В то же время, Иран, как и Япония, может оказаться очень выгодным и полезным младшим партнером/союзником для практически любого игрока, в том числе и России, но для этого нам нужно представить собственную крепкую идентичность.