Финансовое положение страны в начале 1917 г. было сложным, однако до катастрофы было далеко. С 1916 г., после падения 1914-1915 гг., начался рост доходов государства. На 1917 г. доходная часть бюджета была запланирована на 4 млрд. руб., т.е. на сумму на 581 млн. руб. превышающую показатели 1913 г.[1] Это позволило правительству запланировать рост расходов на нужды земледелия, торговли, промышленности земств, железных дорог, церкви. Если в 1913 г. Они составили 1223 млн руб. (37% общих расходов), то на 1917 г. – 9 104 млн руб. (46% общих расходов)[2]. В стране нарастала инфляция, но её размер также нельзя назвать катастрофическим. Курс рубля к февралю снизился до 55 коп., а его покупательная способность – в 4 раза. Ситуацию несколько усугубил плохой урожай 1916 г. Если в 1913 г. валовый сбор всех хлебов и картофеля составлял 7 млрд пудов, то в 1916 г. – 5,1 млрд пудов[3]. Правительство было вынуждено установить твёрдые цены на хлеб, которые были ниже рыночных. В ряде местностей уполномоченные по закупке хлеба начали попросту реквизировать торговые запасы зерна, что привело к прекращению поставок хлеба. В декабре 1916 г. была введена разверстка зерна в количестве 772,1 млн пудов по основным губерниям России[4] (т.о. фактически продразвёрстка – это не ноу-хау большевиков).

В 1917 г. Россия уже два с половиной года вела тяжелейшую войну. Однако и обстановку на фронте никак нельзя назвать катастрофической. Действительно, война тяжело сказалась как на экономике в целом, так и на отдельных крестьянских хозяйствах. Мобилизация в армию миллионов работоспособных людей привела, по данным на конец 1915 г., к сокращению посевных площадей на 20%[5]. Всё же говорить о грозящем в ближайшем будущем голоде не приходилось. Спад производства в сельском хозяйстве наблюдался, но не был критическим: если принять индекс валовой продукции за 100, то в 1917 г. он составил 88 (81 по земледелию и 100 по животноводству)[6].

Нельзя сказать, что были исчерпаны трудовые ресурсы страны. За годы войны в России было мобилизовано около 16 млн чел., что примерно составляло 9% населения, в то время как в Германии – свыше 20%, во Франции – около 20%, в Англии – 13% населения[7].

Русская армия к началу 1917 г. была достаточно боеспособной. Она имела 130 дивизий (2023 батальона) на Западных фронтах против 104 австро-германских дивизий (1232 батальона)[8]. Даже советские историки констатировали, что «русская армия достигла к этому времени по своей численности и по техническому снабжению её всем необходимым наибольшего за всю войну развития»[9] в то время как её главный противник «Германия выкачала из своей страны всё… Все возрасты от 17 до 45 лет уже стали под знамёна… Германцы с огромным напряжением и ценой ослабления своих кадров и запасов пополнений могли создать к весне 1917 года только 13 новых дивизий»[10]. Ещё более тяжелым было положение Австро-Венгрии[11]. В 1917 г. Германская коалиция не могла вести решительные наступательные операции ни на Западе, ни на Востоке. Она переходит к стратегической обороне[12].

Мы далеки от того, чтобы идеализировать обстановку в стране в начале 1917 г. Усталость от войны, недовольство населения ухудшением материального положения, давали о себе знать. Однако назвать обстановку критической, а уж тем более катастрофической нет никаких оснований. Интересны свидетельства иностранцев о состоянии русской армии. Британский военный агент (атташе) полковник А. Нокс сообщал английскому правительству: в боевых частях армии наблюдалась усталость, однако в целом настроение армии неплохое, она вполне боеспособна[13]. Бывший австрийский посол в Румынии О. Чернин оставил интересные сведения о России. Осенью 1916 г. австрийское посольство эвакуировалось из Бухареста. Т.к. вопрос о его эвакуации в непосредственно Австро-Венгрию был запрещён румынскими властями, пришлось ехать кружным путём через Россию, Швецию и Германию. Российские власти с готовностью пропустили через свою территорию поезд с членами австрийского посольства, т.е. с чиновниками государства, с которым Россия на тот момент воевала больше двух лет! Вспоминая позже о состоянии дел в России Чернин писал: «Путешествие через неприятельскую страну было весьма любопытно… Всё, что мы видели, проявляло себя под знаком строжайшего порядка и железной дисциплины. Никто из нас не верил в возможность того, что эта страна находится накануне революции»[14]. Даже В.И. Ленин ещё в январе 1917 г. считал, что нынешнее поколение революционеров не увидит революции.

Однако вовсе по-другому считали представители российской либеральной элиты. Советский историк Н.Н. Яковлев так оценивал их позицию «Победа императорской России с точки зрения буржуазии и её идеологов создавала бы невероятные препятствия для оттеснения от власти царизма. Отсюда в высшей степени сложная тактика буржуазии и её партий, имевшая в виду создать затруднения царизму в ведении войны.

Расхожее положение “чем хуже, тем лучше” становилось рабочей доктриной буржуазии»[15].
В начале 1917 г. представители либеральной элиты в открытую говорили о возможности дворцового переворота и даже обсуждали это с представителями английского и французского посольств[16]. Особую активность проявляли англичане. Британия была крайне заинтересована, чтобы после войны ей не пришлось выполнять взятых на себя перед Россией обязательств. Любая смута, ослабляющая страну, была ей таким образом, на руку. Со своей стороны, «для либералов, конституционалистов симпатии к Великобритании были необходимым условием… В либеральных кругах Англия обожествлялась, или точнее, идеализировалась… Глубокая внутренняя несвобода русского западника заставляла его создать некий образ идеальной страны, представителям которой он собирался пожаловаться на своё непрогрессивное правительство»[17]. Возникла более чем интересная ситуация – представители союзных держав за спиной союзного правительства обсуждают с оппозицией планы его свержения! И не только не пытаются урезонить либералов (что было бы логично в условиях идущей войны и элементарно порядочно по отношению к правительству союзной державы), но и всячески эту оппозицию поощряют (даже при формальном осуждении этих планов со стороны правительства Соединённого королевства, сам факт таких встреч является прямым поощрением подобной деятельности). Видный представитель либералов князь Львов (будущий глава Временного правительства) прямо заявлял британцам: «Стране нужен монарх, охраняемый ответственным перед страной и Думой правительством»[18], намекая, что во главе этого правительства должен быть сам Львов.

Либеральная оппозиция не только болтала, она активно действовала. На протяжении нескольких лет либералы активно распускали слухи о прогерманских симпатиях членов правительства и царской семьи, а то и прямо обвиняя их в измене. Чего стоит знаменитая речь П.Н. Милюкова (с лейтмотивом: «глупость или измена), сказанная 1 ноября 1916 г. и прямо обвинявшая русское правительство в измене.

В конце декабря 1916 г. Львов пригласил к себе на совещание нескольких видных либеральных деятелей. На совещании он прямо заявил, что выход из кризиса возможен только с помощью дворцового переворота. Позиция Львова нашла понимание у присутствовавшего на совещании городского головы Тифлиса А.И. Хатисова, который был уполномочен переговорить об этом с великим князем Николаем Николаевичем (дядя царя, в 1914-1915 гг. верховный главнокомандующий русскими армиями, с 1915 г. командующий Кавказским фронтом) и сообщить о его реакции в Петроград. Вернувшись в Тифлис, Хатисов испросил у великого князя аудиенции и сделал ему предложение занять императорский трон. Либеральная оппозиция готова была организовать отречение Николая II за него и за наследника[19]. Уже этот факт доказывает, что Февральская революция и последовавшее за ней отречение Николая вовсе не были результатом «спонтанного творчества масс», а долго и тщательно готовились.

Великий князь Николай Николаевич взял на размышление несколько дней, вновь принял Хатисова 3 (15) января уже в присутствии генерала Н.Н. Янушкевича, и отказался поддержать переворот, сославшись на то, что не верит в поддержку армии и народа, что смену царя не «поймут солдат и мужик»[20]. Хатисов сообщил об этом в Петроград, и там перешли к плану установления регентства во главе с братом царя великим князем Михаилом Александровичем. Впрочем, ни о переговорах с Хатисовым, ни о планах дворцового переворота Николай Николаевич императору ничего не сообщил…

Технология переворота была апробирована в Москве. 7 (20) января представитель либеральной оппозиции Челноков обратился к правительству с открытой телеграммой, в которой заявил, что продовольствия в городе осталось на 5 дней, после чего Москву ожидает голод. Челноков ссылался на информацию гласившую, что из-за метелей в город прибывает только 17 вагонов с мукой, при необходимом минимуме 35 вагонов. Сообщение о голоде было мгновенно растиражировано СМИ. В столице началась паника. В булочные возникли километровые очереди. Ситуация не вышла из-под контроля благодаря действиям московского градоначальника генерал-майора В.Н. Шебеко. Генерал обратился с разъяснениями к населению, лично инспектировал хлебную торговлю. Хозяева булочных, прекращавшие торговлю при наличии хлеба или вывешивавшие ложные объявления о его отсутствии, наказывались штрафом в размере до 1 тыс. рублей. Как оказалось, собственные запасы муки в городе составляли 792 тыс. пудов пшеничной и 478 тыс. пудов ржаной муки, что позволило бы обеспечить её снабжение хлебом даже при полном отсутствии подвоза в течение трёх недель. К концу месяца обстановка разрядилась: город стал получать от 90 до 100 вагонов в день, что позволило значительно улучшить его снабжение хлебом[21].

Для воплощения в жизнь своих планов заговорщики выбрали Петроград. Гарнизон столицы состоял из резервных батальонов, роты которых включали более 1 тыс. человек (при нормах мирного времени 100 человек). Некоторые батальоны достигали численности 18-25 тыс. чел. В запасных батальонах и учебных командах гвардейских полков находились солдаты, ожидавшие отправки на фронт. Большинству из них вовсе не улыбалось сменить сытую столичную жизнь на холодные окопы. Общая численность гарнизона столицы составляла около 160 тыс. чел., распределённых по полкам, численностью в 10-15 тыс. чел.[22] Один офицер приходился примерно на 300 чел., а иногда и больше. Так, в Измайловском полку на 8 тыс. чел приходилось 7 офицеров. Небольшое число офицеров делало невозможным поддерживать обучение и дисциплину на должном уровне. Избалованный сытой столичной жизнью гарнизон постепенно разлагался. Однако сигналы офицеров о том, что в случае волнений гарнизон не поддержит правительство, остались без внимания.

Численность населения города в годы войны резко возросла. Если осенью 1915 г. она составляла 2,3 млн чел., то в начале 1917 г. – более 3 млн. чел[23]. Прирост 700 тыс. за неполные полтора года! В Петрограде резко подорожали квартиры, топливо, продукты питания. Если зарплата рабочих выросла в 1915-1916 гг. на 100%, то цены на основные продукты питания – на 300%. Суровая зима доставила много проблем к и без того напряжённой ситуации. К проблемам с продуктами, добавились проблемы с топливом. За продуктами образовывались километровые очереди, в которых жители (в основном женщины) вынуждены были стоять на морозе по 4-5 часов. Очереди превращались в стихийные собрания, в которых распространялись разного рода слухи и сплетни. Естественно, люди винили во всем власть, погрязшую в коррупции и измене. Либералы активно способствовали распространению подобной информации. Генерал-лейтенант Маннергейм (будущий знаменитый финский военачальник), посетивший Петроград вспоминал: «Мораль в Петербурге находилась на очень низком уровне. Не только правительство, но и Царь открыто подвергались критике»[24].

Между тем, несмотря на тревожные сигналы о состоянии дел в столице, император 22 февраля (7 марта) отбыл из Царского Села в Ставку (находившуюся в Могилёве), оставив «на хозяйстве» своих министров во главе с недавно назначенным премьер-министром Н.Д. Голицыным, возглавлявшим до этого Комитет помощи русским военнопленным, и не имевшим ни должного опыта, ни авторитета. В четверг, 23 февраля (8 марта) император прибыл в Ставку.

В этот же день в столице начались демонстрации. Причиной этого была нехватка хлеба, вызванная забастовкой пекарей. Кстати, Россия была единственной из воюющих стран, в которой забастовки не были запрещены до окончания военных действий. Однако даже в этих условиях голод Петрограду не грозил: в городе были значительные запасы муки – около 450 тыс. пудов. При жёстком нормировании этого бы хватило на обеспечение хлебом трехмиллионного города в течение 6 дней, при действующих нормах – 4 дней[25]. Однако организовать это обеспечение никто не собирался. Таким образом, хлеба хватало на складах, но не было на прилавках – это вызывало у население панику и будило протестные настроения.

Затем началась забастовка на заводе «Арсенал» – рабочие обвинили всё правительство в измене, добавляя, что и сама царица – шпионка! Причина подобной осведомленности была проста: Один из участников забастовки позже вспоминал: «Перед этим ведь рабочие читали письмо к рабочим членов Государственной Думы, со списками замешанных в шпионстве»[26].

Начавшаяся революция стала неожиданностью для революционных партий. Это неудивительно, ведь она ими и не готовилась. Такой же неожиданностью она стала и для власти. На совещании у командующего войсками Петроградского округа генерала Хабалова никакого чёткого плана борьбы с беспорядками так и не было разработано. Решено было действовать силами казаков и полиции. Вопрос об усилении полиции пулемётами не рассматривался даже в этот момент, а без разрешения военных полиция не могла получить это оружие. Поэтому все рассказы о том, как «фараоны» с крыш и чердаков поливают рабочих пулемётным огнём, а те идут вперед вооружённые только красными флагами – не более чем красивые сказки. Сколько жертв могло бы быть, если бы даже один пулемётный расчёт, занял выгодную стрелковую позицию и работал по скученной толпе на узкой улице, даже представить страшно. Революция была бы подавлена даже не в считанные дни, а минуты. Однако военные, растерявшись, не приняли никаких решительных мер. Более того уже в первый день, 23 февраля подтвердились опасения насчёт гарнизона. Даже казачьи полки действовали против демонстрантов вяло, солдаты же открыто отказывались подчиняться приказам офицеров.

24 февраля (9 марта) было принято решение ввести в городе так называемое 3-е положение, по которому власть переходила к военным. Однако генерал Хабалов не решился применить оружие: подчинённые убедили его, что, если на Невском будут трупы, это произведёт негативное впечатление на союзников. Даже в этой критической обстановке русские дворяне продолжали думать не о долге, а о том, что скажут на просвещённом Западе. Неуверенность командиров быстро передавалась подчинённым: с каждым часом было всё меньше тех, кто был готов стрелять.

Между тем жизнь в Ставке шла своим чередом. Государь, откушав утреннего чаю, изволил слушать доклады генералов о состоянии на фронтах. 24 февраля он чувствовал себя спокойно и уверенно: «Мой мозг отдыхает здесь – ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания». Короче говоря, Его Императорское Величество, Император Всероссийский прибыл в Ставку отдыхать. Были, конечно, досадные мелочи: между прочим, шла война, да в столице начался «мятеж», но пусть министры и разбираются – должен же у Государя в конце концов «отдохнуть мозг»! От генералов Ставки, говорящих ему о том, что гарнизон столицы ненадёжен, что там нет «ни одной кадровой части», что надо снимать войска с фронта он отмахивался как от назойливых мух. Удумали, утруждать Государя! В то время как офицеры ставки беспокойно расспрашивали друг друга о новостях из столицы, Николай… изволил отправиться на автомобильную прогулку. Вернувшись, он интересовался лишь здоровьем детей: они болели корью[27].

Ситуация в столице ухудшалась. Неповиновение властям казалась не страшным, а забавным и даже модным. Днём 24 февраля забастовал даже хор в императорском театре! Ни правительство, во главе с князем Голицыным, ни военные власти толком ничего не делали, только проводили бесконечные совещания, на которых лились либо верноподданнические речи, либо либеральные благоглупости. Одним из принятых решений было передать контроль над распределением хлеба (напомним, в городе было 460 тыс. пудов муки) Государственной Думе во главе с Родзянко. Результат был предсказуем: ситуация стала ухудшаться в геометрической прогрессии. Впрочем, председатель Гос. Думы Родзянко развил бешенную активность… вместо того, чтобы наладить распределения хлеба, стал разъезжать по городу и убеждать всех и каждого, что ситуацию можно разрешить, если всю полноту власти в столице передадут ему лично.

25 февраля на улицах в массовом порядке стали появляться толпы солдат без офицеров, большей частью ещё не вооруженных, но уже демонстрирующих явную враждебность по отношению к полицейским и представителям государственной власти. При этом у правительства были верные части, но отдать приказ на силовое подавление «мятежа» никто не решился.

Вечером 25 февраля пришла телеграмма от императора с требованием «немедленно прекратить беспорядки». И правительство с удвоенной энергией… вновь собралось на совещание. Просовещавшись до 4 часов утра, министры так и не решились ни на применение силы, ни на роспуск Думы, но постановили – вступить в переговоры с Думой и… намекнуть, что в правительстве возможны изменения, «в известном смысле» интересные для лидеров оппозиции. Кроме того, было принято воззвание к демонстрантам, в котором их предупреждали – в случае продолжения «беспорядков» «не исключено» применение оружия. Впрочем, утром 26-го подобным воззванием вряд ли можно было напугать даже учащихся младших классов гимназий.

Утром 26 февраля офицеры потребовали от генерала Хабалова дать немедленный приказ на применение оружия, утверждая, что с помощью остающихся верных частей можно не только подавить беспорядки и восстановить воинскую дисциплину в тех подразделениях, где она пошатнулась. Хабалов приказа не отдал. Это ещё больше вселило уверенность в противников режима.

Сторонники активных действий в правительственном лагере считали, что Николаю немедленно надо вернуться в столицу и взять всю власть в свои руки. Между тем император был спокоен и с отъездом не торопился: видимо царственный мозг ещё не до конца отдохнул от забот государственных. В конце концов, поддавшись уговорам, он назначил отъезд на 28 февраля (13 марта). Между тем в Петрограде беспорядки начались не только на улицах, но и в казармах.

Вечером 26 февраля (11 марта) взбунтовалась 4-я рота запасного батальона Павловского полка. Мятеж был подавлен солдатами Преображенского полка. Но двум десяткам солдат с оружием удалось бежать.
Ночью 26 февраля Родзянко телеграфировал царю, требуя создать правительство, ответственное перед Думой, угрожая в противном случае революцией. Через два часа о своей поддержке этих требований сообщил в Ставку командующий Юго-Западным фронтом генерал А.А. Брусилов, ещё через час – командующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский. Заговор был налицо – императора недвусмысленно предупреждали: армия ему больше не подчиняется. Впрочем, при желании царь легко мог отстранить их от командования, по крайней мере, он хотя бы попытался переломить ситуацию. Этого не произошло.

Утром 27 февраля на сторону демонстрантов с оружием в руках перешёл Волынский полк. К нему стали присоединяться солдаты других частей. Власть полностью утратила контроль над ситуацией. Был сформирован Временный комитет Государственной Думы во главе с Родзянко, в него вошли представители «Прогрессивного блока» – либеральной оппозиции. Параллельно с ним из социал-демократической фракции возник Временный исполком Совета рабочих депутатов – будущий Петросовет. Интересно, что когда через несколько дней в исполком прибыли два английских лейбориста, они были поражены отсутствием среди его членов рабочих «Посмотрите на их руки – воскликнул один англичанин – ни один из них не работал ими за всю жизнь!»[28]. Несомненно, что исполком Совета – структура созданная либералами для контроля над рабочим движением. Но именно он и стал вскоре (правда, поменяв свой состав) главным орудием для их уничтожения.

27 февраля (12 марта) Временный комитет Государственной Думы объявил о создании Временного правительства во главе с князем Львовым. Таким образом, давно задуманный либералами переворот свершился. Думцы стали активно разъезжать по воинским частям и требовать о колеблющихся солдат и офицеров немедленно присоединиться «к свободной народной власти». Так солдатский мятеж в Петрограде был не только возглавлен, но во многом и спровоцирован думской оппозицией. Впрочем, всё это ещё не означало гибель монархии в России – теперь всё зависело от позиции армии и возглавлявших её генералов.

В ставке начальника штаба генерал Алексеев немедленно стал убеждать царя пойти на уступки «народному правительству». Государь категорически отверг его притязания, и… поскольку день был солнечный, отправился на автомобильную прогулку за город[29].

В это время императорское правительство, собравшись в Мариинском дворце постановило: ввести в городе осадное положение. Но поскольку вводить его было не с кем (в отличие от либералов старая власть не ездила по воинским частям, а всё больше совещалась), премьер Голицын попросил у императора отставки (это он хорошо придумал, а главное – вовремя!). Генерал Хабалов смог сформировать из верных солдат и офицеров отряд численностью в 2 тыс. человек, но затем не знал, что с ним делать. В итоге их отправили в Зимний дворец – охранять царского брата – великого князя Михаила Александровича. В свою очередь, Михаил отправил отряд назад, мотивируя это нежеланием допустить кровопролития. В итоге последний верный правительству отряд самораспустился.

Вечером 27 февраля Николай всё же решился выехать в Петроград. Однако начальник штаба Ставки генерал Алексеев немедленно бросился уговаривать царя не делать этого. Вместо этого решено было отправить в Петроград отряд генерала Иванова, придав ему 4 пехотных полка, 4 батареи и 2 пулемётные команды. На самом деле, с этими силами ещё можно было отстоять царское село, но никак не взять под контроль Петроград. Поведение М.В. Алексеева не оставляет сомнений, что он был причастен к заговору против царя.

В ночь на 28 февраля (13 марта) Родзянко обратился к Алексееву и командующим фронтами с требованием признать новую власть. Впрочем, от власти осталась только видимость: в Петрограде начались массовые грабежи, убийства полицейских и представителей старой власти. Были разбиты винные лавки и ювелирные магазины. Город был во власти пьяной толпы, или как любят писать либеральные историки «захлестнулся волной свободы»…

Между тем в Могилеве готовилась «экспедиция» Иванова по «наведению порядка в столице». Штабы фронтов, от которых потребовали выделить для этого войска, особой активности не проявляли. Более того, командующий Северным фронтом Рузский потребовал от императора выполнить все требования Родзянко и категорически отказывался выделять войска Иванову. Алексеев вновь стал уговаривать царя уступить требованиям новой власти. Эту же позицию разделял и брат императора Михаил Александрович. Николай II решил немедленно выехать в Царское село. В 5 часов утра 28 февраля (13 марта) императорский поезд отправился из Могилёва в Петроград. К утру 1 (14) марта царь надеялся быть в Царском Селе.

Сопровождавшие императорский поезд офицеры отмечают безусловную преданность императору войск, младшего и среднего офицерского состава. Армия ещё подчинялась императору.

Между тем, с санкции Родзянко отряд солдат занял Министерство путей сообщения. Родзянко обратился к железнодорожникам с воззванием остановить царский поезд и не выполнять распоряжений старой власти. 1 (14) марта императорский поезд прибыл на станцию Дно. В тот же день Великий князь Кирилл Владимирович Романов признал власть Временного комитета Государственной Думы и громогласно обвинил в произошедшем перевороте… самого Николая II. На сторонников сохранения монархии эти события подействовали гнетуще. В это время в Ставке генерал Алексеев приказал прекратить отправку войск в Петроград, открыто отказавшись выполнять приказы императора.

1 (14) марта возникает Петросовет, выпустивший Приказ №1, согласно которого началась «демократизация» армии. В результате «демократизации» через несколько недель русская армия развалится и практически полностью потеряет боеспособность… В этот же день английский и французский послы заявили Родзянко, что их правительства признают новую власть в России.

Между тем, императорский поезд направился в Псков, до которого от станции Дно было 3 часа пути. Это была зона ответственности Северного фронта. Его командующий генерал Рузский, будучи одним из активных заговорщиков, сделал всё, чтобы приезд императора остался тайной: гарнизон Пскова полностью сохранял лояльность царю. Ссылаясь на Алексеева, Рузский передал императору просьбу генералитета признать новую власть. Однако императора больше всего беспокоило положение его семьи в Царском Селе. Переговоры велись тайно, так как окружающие генерала войска полностью сохраняли лояльность императору. Кроме Петрограда против него выступил только Кронштадт, да были ещё кое-какие волнения в Москве. В целом обстановка в стране ещё оставалась нормальной. Утром 2 (15) марта Николай дал согласие на формирование правительства Думой. Однако ответственность это правительство должно было нести перед ним. В это время Родзянко телеграммой известил императора об изменении настроений «народа» и потребовал отречения. Алексеев известил командующих фронтами, что обстановка может нормализоваться только после отречения императора в пользу сына при регентстве Михаила Александровича[30]. К 14.00 поступил ответ от командующих. Все они, хотя и в разной форме, высказались за отречение. Не ответил только командующий Черноморским флотом адмирал А.В. Колчак. В 14.30 Алексеев телеграммой сообщил царю позицию командующих. После этого около 16.00 император дал согласие на отречение от престола. Для подписания акта об отречении выехали Гучков и Шульгин. Они прибыли в Псков около 22.00. В начале первого часа ночи 3 (16) марта Николай II подписал отречение за себя и за своего сына в пользу брата Михаила Александровича.

Кандидатура Михаила Александровича на российский престол при установлении строя конституционной монархии многим современникам казалась единственным вариантом эволюционного развития России. В действующей армии на рассвете 3 марта 1917 года многие воинские части начали присягать на верность Императору Михаилу II. Михаил Александрович, однако, не рискнул вступить на престол, так как не располагал никакой настоящей силой. Окончательно его колебания завершились после переговоров с представителями Госдумы во главе с М. В. Родзянко, прямо заявившими, что в случае принятия им престола в столице разразится новое восстание, и Дума не может гарантировать ему безопасность. 3 марта Михаил отрёкся от престола. Монархия в России прекратила своё существование.

Февральская революция явилась звёздным часом либерализма в России. Однако свергнув царя, прозападные либералы подписали приговор и себе – через полгода Октябрьская революция смела и их.
Сегодня ситуация во многом схожа с февралём 1917 г. Видный отечественный политологи и публицист А.А. Нагорный констатирует: «В условиях наступающего в очередной раз западнического либерализма нужна срочная ликвидация критичных дисбалансов его функционала: ослабление социального и регионального неравенства, восстановление работы «социальных лифтов», технологического развития, роста производства/потребления, увеличение «степеней свободы» и расширение «коридора возможностей» для каждого человека в общем целевом (то есть векторном) пространственно-временном потоке. Но пока движения в этом направлении не видно, а эпизодическая постановка данных целей носит несистемный и декларативный характер. Иными словами, вероятность того, что российская «властная вертикаль» справится с призраком либерального реванша непрерывно уменьшается, а вероятность того, что этот призрак обретёт «плоть и кровь» за счёт пожирания и замещения этой «властной вертикали» собой — напротив, постоянно растёт, так что катастрофа России по сценарию катастрофы СССР в 1991 году выглядит всё более реальной»[31].

Насколько же наша власть в состоянии извлечь уроки из прошлого: сможет ли она кардинально изменить свою политику, или страна вновь должна будет пройти через череду переворотов и гражданской войны?
 
 
 
Список литературы.
1. Айрапетов О.Р. Участие России в Первой мировой войне (1914-1917): 1917 год. Распад. – М.: Кучково поле; Военная книга, 2015. – 416 с.
2. Зайончковский А.М. Первая мировая война. – М.: Эксмо, 2014. – 544 с.
3. Строков А.А. История военного искусства. Т. 5. С.-Пб.: Полигон, 1994. – 712 с.
4. Яковлев Н.Н. 1 августа 1914 г. – М.: Эксмо, 2003. – 352 с.
5. Нагорный А. Либеральный реванш и революция сверху. URL: https://izborsk-club.ru/17140 (дата обращения 19.06.2019)
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /