Когда западные политики и журналисты, говоря о воссоединении России с Крымом, употребляют термин «аннексия», с нашей стороны границы принято возмущаться. Но проблема, возможно, не в термине, а в том, как мы к нему относимся.

В 1845 году американский журналист и политик Джон О’Салливан написал знаменитую статью, в который обосновывал территориальные посягательства Вашингтона на земли соседей, будь то индейцы, мексиканцы или англичане. Его США были страной свободы, хранимой Господом, а его Господь явно хотел, чтобы эта свобода распространилась по всему континенту. Статья так и называлась — «Аннексия». Это то, чем настоящий американец может и должен гордиться.

Концепция О’Салливана получила неофициальное имя «явного предначертания» — по одной из фраз в статье, ставших крылатыми. К ней обращались и тогда, когда Вашингтон перестал использовать полноценную аннексию как инструмент внешней политики, перейдя к «гуманитарным» бомбардировкам и свержению неугодных режимов.

Статья подоспела вовремя — к президентству Джеймса Нокса Полка. Этот скромный, честный, потрясающе работоспособный человек не обладал яркой харизмой и не сыскал широкой популярности в массах, однако считается одним из лучших президентов в истории страны. Всего за четыре года он увеличил ее территорию на две трети и вышел к Тихому океану, что предопределило дальнейшее могущество Вашингтона.

Большая часть приобретений — трофеи войны с Мексикой, площадь которой американцы уменьшили вдвое, руководствуясь тем самым «явным предначертанием». А начался их конфликт с собственной версии «нападения на радиостанцию в Глайвице»: американские войска намеренно пересекли мексиканскую границу, потеряв 16 человек, что дало Полку повод обвинить соседей в нападении и протащить через Конгресс объявление им войны — президент «державы избранных» таким правом не обладал.

То же самое представление о собственной исключительности побудило американцев аннулировать прежние обещания. По договору с Испанской империей — предшественницей Мексики по южную сторону границы Вашингтон обязался никогда не претендовать на Техас.

Справедливости ради, у США были объективные причины для самоупоения — примерно раз в 15 лет объем их экономики удваивался.

Этому способствовали миграция, рост цен на хлопок, активная механизация труда, самая развитая в мире сеть железных дорог и самый высокий уровень грамотности населения (правда, впоследствии, в связи с гражданской войной и внутренними кризисами, этот показатель ухудшился).

Наконец, Соединенные Штаты действительно были демократией — войны и аннексии начались бы гораздо раньше, если бы этому не сопротивлялся всё тот же Конгресс. Одним из наиболее ярких оппонентов Полка в парламенте был будущий 16-й президент Авраам Линкольн, обычно опережающий 11-го (то есть Полка) в академических списках «лучших».

Мексика в те годы, напротив, не вылезала их крайностей — бунты, хунты, революции, войны, нищета. Молодое государство не имело ресурсов, чтобы контролировать и осваивать заявленные территории, что и предопределило сепаратизм техасцев. Активно привлекая мигрантов с севера — из США мексиканцы надеялись на развитие безлюдной провинции, но заодно получили и деятельную «пятую колонну».

Процесс отторжения Техасщины был начат президентом Эндрю Джексоном, лицо которого теперь красуется на купюре в двадцать долларов. Палач индейцев и основатель Демократической партии приветствовал помощь техасской революции и войне за независимость людьми, деньгами и оружием, но делал это неофициально — против открытой поддержки техасцев протестовал Конгресс.

В этом смысле показательна фигура первого президента независимого Техаса и главнокомандующего техасской армии — Сэма Хьюстона, в честь которого назвали город еще в самом начале его техасской карьеры. Бывший губернатор штата Теннесси (кстати, этот же пост в свое время занимал Полк) и сподвижник Джексона злоупотреблял алкоголем и однажды избил тростью одного из своих оппонентов-конгрессменов. В Мексику ему пришлось в буквальном смысле бежать, спасаясь от судебных приставов, но президентом Техаса он все равно избирался под лозунгом присоединения к США.

Однако процесс застопорился — и опять из-за демократии, на сей раз техасской. Жители нового государства быстро вошли во вкус беспошлинной торговли, а США потеряли былую привлекательность из-за разрушительного финансового кризиса 1837 года и репутации «предателей», которые не поддержали техасцев в период войны «должным образом». Так президента Хьюстона сменил его оппонент — сторонник независимости Мирабо Ламар, добившийся признания Техаса со стороны влиятельных европейских держав, включая Британию и Францию.

Но со временем кризис дошел и до Техаса — он погряз в долгах, расплатиться по которым смог только в составе США, причем расплачиваться пришлось собственными (или все-таки мексиканскими) землями. Безденежье возродило идею «воссоединения двух частей американского народа в одном государстве», Хьюстон вернулся на президентский пост, а со стороны США аннексию стал готовить Джон Тайлер — предшественник Полка в Белом доме. Его, напротив, относят к числу худших президентов в истории страны.

Собственно, Тайлера никогда и не избирали президентом — он возглавил страну как вице-президент при Ульями Гаррисоне, который умудрился простудиться на собственной инаугурационной речи и умер всего через месяц после принятия присяги.

Прославился Тайлер в основном тем, что имел 15 детей и стал единственным главой США, похороненным в другой стране (конкретно — в КША в период гражданской войны).

Политически его всю жизнь метало из стороны в сторону — то он с демократами, то с вигами (северянами и предшественниками республиканцев). Дошло до того, что в период президентства Тайлера даже исключили из партии, благо и брали в напарники к Гаррисону сугубо для того, чтобы получить голоса южан. Сам он, однако, был о своей фигуре превосходного мнения и видел присоединение Техаса, против чего выступали виги, неким личным проектом — вкладом в историю Родины, который обязательно оценят потомки.

Потомки не оценили, а собственные интриги Тайлера и Хьюстона не достигли цели — Конгресс опять отверг посягательство на Техас и изменил свое мнение только тогда, когда президентом уже избрали Полка. Он был активным сторонником экспансии, и его победа как бы доказывала, что идею поддерживает народ и что народ плевать хотел на опасения сенаторов.

Одни из них в принципе не желали войны с Мексикой. Другие опасались, что мексиканское наследие в Техасе, то есть бунты, нищета и бардак «отравят» Америку изнутри. Третьи (и таких было большинство) указывали на рабовладение в Техасе и на то, что он слишком огромен, чтобы не делить его на три-четыре части. В этом случае Сенат дополнился бы несколькими сторонниками рабства, что разрушило бы хрупкий баланс между Севером и Югом, — и действительно ведь разрушило, хотя новый штат все-таки не стали дробить на куски.

В итоге решение было принято с перевесом всего в один голос. И многие до сих пор уверены, что всех троих вигов, проголосовавших за присоединение Техаса, банально купили демократы.

Потом была та самая триумфальная война с Мексикой, но вскоре за ней последовала и гражданская, отбросившая государство на несколько десятилетий назад. Техас выступил в ней в роли главного снабженца конфедератов и места последней битвы, но тонкость в том, что отделялся он от США в 1861-м году не только решением местного конгресса, но и по результатам референдума — за обнуление сделки Тайлера и Хьюстона высказались 76% проголосовавших техасцев.

По этой причине в «штате одинокой звезды» до сих пор легко найти людей, твердо уверенных, что Вашингтон — это оккупант, а вторичное присоединение Техаса к США было незаконным.

С помощью этих людей российская «народная дипломатия» периодически «троллит» официальный Вашингтон. К примеру, представителей сепаратистского «Националистического движения Техаса» специально приглашали в Москву с рассказами об их горячем желании отделиться от США, что вызывает неизбежные аналогии и с Крымом, и с Донбассом, и с Антибольшевистским блоком народов — некогда опекаемым Госдепом пристанищем националистов из числа татар, украинцев и эстонцев.

Еще несколько лет назад такие техасцы были в первую очередь фриками, а сам Техас воспринимался несущей колонной американского патриотизма. Присоединение к США действительно пошло ему на пользу — это второй по территории, количеству населения и объему экономики штат, про который все знают, что там квартирует НАСА, качают нефть, носят ковбойские шляпы и придумали спортивное родео.

Но сейчас воспоминания о годах независимости и даже разговоры о новой сецессии резко выросли в цене — в ближайшие годы мы их еще не раз услышим.

Именно Техас, чью попытку опротестовать избрание Джо Байдена отклонил Верховный суд, станет теперь одним из центров сопротивления администрации нового президента и — особенно — его иммиграционной политике, подразумевающей легализацию в штате сотен тысяч нелегалов из Латинской Америки.

В этом случае пока еще консервативный, религиозный и ультрапатриотичный штат (до 20% американских солдат — это именно техасцы) станет демократическим, что надолго, а то и навсегда закроет дорогу в Белый дом для республиканцев.

Другими словами, Вашингтон будут так же шантажировать сецессией, как уже делали это 160 лет назад и, не сумев остановиться вовремя, привели страну к распаду, разорению и хаосу. «Предначертание» вдруг оказалось не настолько «явным», как виделось О’Салливану и миллионам его последователей, что, впрочем, отнюдь не мешает американцам гордиться собственными аннексиями и осуждать за подобное другие народы — недостаточно «избранные» и «исключительные».

https://vz.ru/world/2020/12/29/1077978.html
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /