Виктор Воронин, Александр Каверин, Дмитрий Скворцов: Разложение русского общества накануне Февраля – с царем или без царя? (09.04.2019)

15 марта (2 марта по старому стилю) -- годовщина отречения от власти российского императора Николая II. Многие интересующиеся историей считают, что именно акт отречения послужил толчком ко всему, что происходит у нас в последние сто лет.
Часто приводится тот довод, что к революционной смуте привел отказ государя 2 марта 1917 г. от престола, означавший и отречение от царского служения (запечатленного церковью в таинстве миропомазания). Это, дескать, и лишило воли тех, кто мог бы противиться революции.
Известные историки, авторы еженедельника «2000» Александр Каревин (чьи исследования, прежде всего книга «Русь нерусская», получили большой отклик) и доктор исторических наук Виктор Воронин имеют противоположные взгляды на этот вопрос. Модерировать свой прямой диалог Виктор Николаевич и Александр Семенович предложили вашему покорному слуге -- Дмитрию Скворцову.
Виктор Воронин: Февраль 17-го -- это классический пример в истории, как совершенно прогнившая и деградировавшая власть, возглавляемая абсолютно не подходящим для этого человеком, приводит государство и народ к катастрофе.

Дмитрий Скворцов: А в чем проявилась деградация власти? Насколько причастен к этому лично Николай II?

Виктор Воронин: Легче было бы ответить, в чем деградация власти не проявилась, если вообще допустить, что такие сферы в жизни государства оставались. Власть теряла реальные рычаги управления, ярким свидетельством чего стала в т.ч., как метко сказал один из лидеров крайне правых Владимир Пуришкевич, «министерская чехарда», когда время пребывания министров на посту измерялось уже зачастую даже не месяцами, а неделями. Разумеется, в таких условиях качество управления все более ухудшалось, пока, собственно, власть не стала призрачной.
 

Виктор Воронин
 
Если ранее империей управляли такие фигуры гигантского государственного масштаба, как Столыпин и Витте, или, по крайне мере, серьезные и безукоризненно честные управленцы, такие как Коковцев, то к февралю их место в подавляющем большинстве заняли ничтожества с крайне сомнительной репутацией.

Ничего не изменило даже убийство Распутина, место которого немедленно занял страдавший прогрессивным параличом министр внутренних дел Протопопов. Благодаря последнему (между прочим, дошедшему до утверждения, что в него вселилась душа убиенного «старца») МВД оказалось совершенно неподготовленным к поначалу обычному бунту запасных частей, который и открыл ящик Пандоры. Один из кадетских лидеров безусловно был прав, утверждая, что «нет Распутина, есть распутство».

Власть потеряла опору даже в самых прежде благонамеренных кругах, для которых не было ничего страшнее революции. Более чем показательно в этом плане убийство Распутина, осуществленное группой монархистов, в т.ч. и великим князем Дмитрием Павловичем. Еще более показательно, что этому убийству, ставшему последним ударом по авторитету власти, аплодировала вся Россия, в т.ч. (что ранее было немыслимо представить) и практически все кадровое (даже гвардейское) офицерство как в тылу, так и на фронте.

Если ранее образ царя был объединяющим символом для большинства населения империи, то накануне революции он уже не значил ничего, в лучшем случае -- оставлял равнодушным.

Знаменитое отсутствие хлеба, ставшее спусковой причиной в феврале для последующих событий, было отнюдь не случайным. Несмотря на вполне достаточные запасы муки, власть оказалась элементарно не способной наладить ее доставку и распределение.

Несмотря на множество субъективных факторов, все же трагедия Февраля была не случайностью, а закономерностью. Так или иначе, но подобная власть была обречена, и вопрос заключался лишь в том, в каких именно формах произойдет ее замена.
 

Александр Каревин

Александр Каревин: Февральская революция – это, безусловно, катастрофа, приведшая к развалу государства и вызвавшая потоки крови. Но я не вижу тут классического примера «совершенно прогнившей и деградировавшей власти» и не считаю, что тогдашняя империя была обречена.

Если человек умирает в результате тяжелой болезни, то ясно, что его организм был недостаточно жизнеспособен. Если человек погибает в честном поединке, значит, он был недостаточно силен, ловок, меток… Но если убивают ударом в спину, причем убивает тот, кто, по идее, должен был спину прикрывать, -- это вовсе не доказывает, что убитый был слабым, неосторожным, нежизнеспособным. «Выстрела в спину не ожидает никто» -- пел Высоцкий. От предательских ударов, как мы знаем и из истории, и из легенд, погибали и самые искусные бойцы, и самые славные герои.

С государствами – то же самое. Российскую империю убили именно ударом в спину. Убили предательски. Но где тут доказательство ее слабости? Где доказательство того, что она была обречена? Для поражения слабого противника не нужны хитрости и интриги, не требуется большого напряжения сил. Слабого противника можно свалить одним пинком. Для уничтожения российской монархии были задействованы огромные силы. Пущены в ход самые подлые средства. Составлен искусный заговор. Разве так ведут себя с противником, который все равно обречен?

Совершенно не согласен с тем, что Николай II был «абсолютно не подходящим» человеком для власти. Достаточно взглянуть на достижения Российской империи за годы его царствования. Россия делала громадные шаги вперед. Это и обеспокоило врагов. Это и заставило их предпринимать огромные усилия для ее уничтожения.

Это, конечно, не означает, что в стране не было проблем и недостатков, а сам государь не допускал ошибок. Но давайте смотреть в корень.

«Министерская чехарда» -- да, факт неопровержимый. Но ведь частая смена министров происходила не по прихоти императора, не из-за его самодурства. Проблема заключалась в том, что российский правящий слой оскудел на умных и честных людей. И причину этого нужно искать гораздо глубже, чем в якобы неспособности Николая II к руководству.

Задним умом все крепки. Это сегодня, изучив не только публичную деятельность того или иного исторического персонажа, но и его подлинные взгляды, мотивы, характер, зная результаты, которых он смог или не смог добиться, мы смело указываем: «Вот этот был пригоден к занятию такого-то поста, а вот этот – нет». Легко ныне упрекать Николая II – зачем, дескать, он назначил министром того и не назначил этого? Но давайте судить о деятельности императора с учетом того, что он знал (или хотя бы мог знать) тогда, а не опираясь на то, что мы знаем теперь.

Далее. «Знаменитое отсутствие хлеба». Думаю, моему оппоненту прекрасно было известно, что это был элемент заговора. Хлеб был, но кто-то мешал его своевременному подвозу в магазины. Кто-то намеренно распространял слухи, что запасов муки не хватает и Петрограду грозит голод. Кто-то нанимал подростков, которые бегали по улицам и кричали, что голодают, провоцируя тем самым возмущение в публике.
И это только один элемент заговора!

Да, Россия тогда не устояла перед заговорщиками. Но ведь нужно помнить, какая чудовищная сила стояла за ними! Все эти российские революционеры и либералы были лишь пешками в чужих руках. Позволю себе утверждать, что с такой вражеской мощью наша страна еще не сталкивалась за всю свою предыдущую историю. И нужно изучать обстоятельства этой трагедии, а не сваливать вину на «бездарность царя».

Третье. Не соглашусь, с тем, что накануне революции образ царя «уже не значил ничего». Если бы это было так, то и катастрофа наступила бы раньше. Образ царя утратил значение уже после революции. Как бы ни тяжела была война, но и армия, и народ повиновались повелениям государя, прилагали общие усилия для блага страны. А вот, когда царя не стало, тогда и произошел крах. Русский солдат готов был умереть за государя, но не хотел умирать за кучку господ, объявивших себя Временным правительством. Русский мужик, в массе своей, соблюдал царские законы. Но когда кучка господ продемонстрировала ему, что законы можно не соблюдать, он и отреагировал соответственно.

Иными словами: свержение царя вызвало кризис системы власти и привело к катастрофе, а не кризис власти вызвал свержение царя.

Виктор Воронин: Историческая концепция «удара ножом в спину» появилась в самом начале 20-х годов в Веймарской Германии. Ее авторы жаждали доказать, что Рейх вовсе не проиграл на полях сражений, где были такие выдающиеся полководцы, а был погублен предательским ударом, нанесенным социал-демократами и рядом обвиняемых генералами в измене государственных деятелей. Данная концепция была подхвачена частью русских монархистов в эмиграции, которые активно пытались доказать то же самое в отношение власти Николая II.

И, разумеется, учитывая то, что большинство из них тогда ориентировалось на Германию, концепция базировалась на том, что Британия с помощью «генералов-изменников» и либералов организовала революцию для свержения величайшего в истории России государя. При этом напрочь игнорировался даже тот очевидный факт, что англичане менее всего были в тот момент заинтересованы во внутренних потрясениях в России, что серьезно ослабило бы ее военные усилия, а то и могло привести к выходу из войны.

На самом деле нет ничего более далекого от истины, чем эта невзыскательная схема.

Февральские события в Петрограде явились полной неожиданностью не только для власти, но и для фрондировавшего высшего армейского командования и думской оппозиции. Ни о каком заранее подготовленном плане их действий и речи не шло.

Действительно существовавшие в высшем военном командовании и думе заговорщики менее всего хотели революции во время войны. Смена неэффективной власти, которая мешала достижению победы в войне, планировалась ими в виде верхушечного переворота с участием очень ограниченной вооруженной силы в виде верных принципу монархии гвардейских частей. Планировался обычный гвардейский переворот, которыми так богата русская история. Престол должен был занять новый царь, который и сумел бы довести войну по победы.

Волнения в Петрограде начались совершенно стихийно. Стихийно, однако вовсе не неожиданно. Приближающиеся события были всем совершенно очевидны, и это в конце 1916 г. уже стало общим местом. Было понятно, что все ухудшающееся положение рабочих Петрограда, для которых даже хлеб становился все более малодоступным, чревато взрывом в любой момент. Также было ясно, что наличие в столице огромного числа запасных батальонов из неустойчивого элемента, которые в несколько раз превышали штатную численность, при минимуме офицеров в них также может иметь самые серьезные последствия.

И о каком «заднем уме» может идти речь, когда об этом многократно предупреждали не только сменявших один другого председателей совета министров, но и не один раз лично Николая ІІ. Предупреждали, в т.ч. многие члены царской фамилии. А выдающийся государственный деятель, сподвижник Столыпина и бывший товарищ министра внутренних дел Крыжановский в ответ на предложение занять пост главы правительства одним из условий поставил полный вывод из Петрограда запасных батальонов как крайне опасной среды для возможного бунта.

Документы Департамента полиции и Петроградского охранного отделения с осени 1916 г. были наполнены информацией о все более ухудшающейся обстановке, чреватой взрывом. Никакой реакции они у царя не вызывали, абсолютно никакие, даже самые элементарные меры против надвигающегося хаоса не предпринимались.

Однажды царем все же было принято решение о выводе запасных батальонов из Петрограда, что в дальнейшем сделало бы невозможным перерастание уличных волнений сначала в вооруженный мятеж, а потом уже и в настоящую революцию. Но в обычной для последнего царя манере решение было почти немедленно отменено под влиянием советников, посчитавших слишком сложным перемещение и размещение на новом месте столь больших контингентов.

Не было предпринято даже совершенно необходимых, пусть и недостаточных по своей сути полицейских мер, хотя министр внутренних дел Протопопов хвастался, что легко раздавит любое революционное выступление. Полиции в Петрограде было мало, и она была недостаточно вооружена для противодействия восставшим регулярным частям, пусть и не отличавшимся высокой боеспособностью.

И уж точно в вопросе недостатка продовольствия виноваты не заговорщики. Правительство оказалось бессильным наладить нормальную работу железнодорожного транспорта для его доставки, и в последние месяцы существования самодержавия вся жизнь империи была дезорганизована коллапсом железных дорог.

Только не понимавшая ничего в происходящем царица могла всерьез полагать, что дело в неких хулиганствующих мальчиках и девочках, которые специально заводили толпу. В этом она также весьма напоминала Марию-Антуанетту, сыгравшую не менее роковую роль в начале Французской революции, чем Александра Федоровна -- в начале Февральской.

Александр Каревин: Опять уходим в сторону. Мы не о германской революции говорим, хотя и у немцев в ноябре 1918-го были свои предатели и свой «удар в спину». Подобные перевороты, как правило, делаются по одной схеме. Но вернемся к Февральской революции в России.

Я согласен с многоуважаемым оппонентом в том, что заговорщики планировали смену власти в виде верхушечного переворота. Да, они думали, что, свергнув Николая II, быстро возьмут положение под контроль, организованные ими же беспорядки улягутся, и никаких серьезных потрясений не произойдет. Случилось, как известно, по-другому. Выпустив джинна из бутылки, заговорщики уже не смогли загнать его обратно. Вызванная ими буря, смела и их самих.

Кстати, речь перед Февралем 17-го шла вовсе не о «смене неэффективной власти», якобы мешавшей достижению победы в войне. Совсем наоборот! К началу 1917 г. Россия находилась на пороге победы. На весну планировалось генеральное наступление, которое должно было быстро завершить войну. И реальное соотношение сил показывало, что, скорее всего, так бы оно и было. Именно поэтому заговорщики торопились перехватить власть. Они спешили пожать лавры уже почти достигнутой (не ими!) победы. На сей счет, между прочим, есть красноречивое признание вождя либералов Павла Милюкова, одного из активных участников заговора.

Однако ни российские либералы, ни поддерживавшее их британское посольство не учли, что революция вызовет развал армии. А это сделало невозможным для России победу и более чем на год отсрочило окончание мировой войны.

Теперь по поводу вопроса: «О каком «заднем уме» может идти речь?» Ответ тут на поверхности. Достаточно перечитать текст моего уважаемого оппонента, где уверенно рассказывается о том, как надо было действовать царю, чьим советам следовать, а чьим -- нет и т. д. Это и есть типичный образчик заднего ума. Еще раз скажу: легко разгадывать загадки, уже зная на них ответы. Тем, кто ответов знать еще не мог, приходилось сложнее.

Я не буду долго останавливаться на неувязках той версии, которую изложил оппонент. Не буду углубляться в детали и перечислять все многочисленные признаки хорошо подготовленного заговора. Укажу лишь на несколько фактов. Все члены Временного правительства, сформированного в ходе Февральской революции, были (как стало известно гораздо позднее) членами тайных масонских лож. Руководство Петроградского совета, организованного в ходе той же революции, тоже принадлежало к масонству. И все генералы-заговорщики (Алексеев, Рузский, Гурко, Поливанов), сыгравшие в Февральской революции ключевую роль, оказались масонами.

Если мой уважаемый оппонент считает данное обстоятельство случайным и ничего не значащим совпадением, то это его дело. Я же останусь при своем мнении.

Виктор Воронин: Сколько бы ни говорили о факторе «генералов-заговорщиков» или об отсутствии такового, но фактом остается то, что ни один (даже действительно считавший необходимой смену власти) генерал не отказался выполнять приказы главковерха. И стоит ли удивляться, что рядом с императором в трудную минуту не оказалось людей уровня даже не Столыпина, а, скажем, Плеве или Петра Дурново. За более чем двадцать лет своего царствования он сам сделал все, чтобы таких людей во власти не осталось.

Александр Каревин: Да, генералы-изменники не отказывались выполнять приказы государя. Они их просто не выполняли. Столыпина, Плеве, Дурново уже не было в живых. А если мы говорим о людях их уровня, то хорошо бы таких людей перечислить. Только вот, боюсь, список перечисляемых окажется не очень длинным. И обвинять в этом Николая II представляется мне несправедливым. Проблема, повторюсь, гораздо глубже.

Дмитрий Скворцов: Итак, насколько я понимаю, оппоненты сходятся в одном – в условия принудительного отречения император был поставлен окружающей его элитой. В то же время трудно не согласиться с последними словами дискуссии: «проблема гораздо глубже». Вот тему разложения русского общества (или его части) эпохи Николая II и степень вины в этом самого императора давайте и обсудим в следующей нашей беседе. А пока «2000» предлагает читателям поделиться в комментариях на сайте еженедельника своими впечатлениями – кто из участников диспута показался им более убедительным. А то и самим включиться в полемику.

Александр Каревин: Когда заходит речь о разложении элиты, в первую очередь думаешь о правителях. Подразумевается, что именно политическая власть повинна в кризисных явлениях, неэффективный аппарат управления способствует упадку государства и т.д.

Часто так и бывает.

Но не так было в предреволюционной России. Политическая власть была хоть и не идеальной, но вполне работоспособной, чему свидетельством – достигнутые ею результаты в развитии страны. Прогресс тут очевиден. Разложение затронуло российскую элиту совсем с другой стороны – со стороны общества.

Значительная часть российской интеллигенции была охвачена преклонением перед Западом. Все западное стало казаться истиной в последней инстанцией. Верхушка образованного слоя (а не народа в целом) проявляла недовольство своей страной – не потому что она плохая, а потому что устроена не по западному образцу. Люди переставали верить в Бога, ибо «в Европе уже давно не верят». А не верили в Бога – не верили и в Помазанника Божия, считали нужным изменить систему власти. Считали так не из-за каких-то ошибок или недостатков самодержавия (хотя и ошибки, и недостатки были), а из-за того, что подобные изменения уже проведены или проводятся в западных странах.

Недовольство постепенно (и незаметно для самих западников) перерастало в ненависть к собственной родине.

Начались упомянутые процессы задолго до вступления на престол и даже до рождения Николая II. А явственно эта болезнь российского общества в первый раз проявилась в конце 1870-х (будущий император Николай II был тогда еще ребенком). Российское общество в значительной своей части с симпатией следило за действиями революционных террористов, аплодировало оправдательному приговору Вере Засулич. Столичным «интеллектуалам» казалось, что такие, как Засулич, ведут борьбу против тех, кто стоит на пути перестройки России на западный лад. К чему приведет такая перестройка, задумывались немногие.

Понадобилась трагическая смерть Александра II, чтобы «интеллектуалы» пришли в себя, образумились. Но образумились, как оказалось, ненадолго.

Спустя четверть века болезнь проявилась вновь. Это ведь факт, что во время русско-японской войны не только российские революционеры (они к элите не относились), но и респектабельные либералы, профессора, властители дум сотрудничали с японской разведкой. Это ведь факт, что они хотели поражения своей страны в этой войне. Факт, что они оказались причастны к грязным провокациям, например, к знаменитому «Кровавому воскресенью», направленному на разжигание революционной смуты.

Во время Первой мировой войны повторилось почти то же самое. Правда, теперь либералы-западники открыто пораженческих лозунгов не провозглашали. Наоборот, заявляли о своем патриотизме. На деле же стремились к свержению монархии, прекрасно сознавая, что насильственная перемена власти во время войны неминуемо приведет к ослаблению России. Справедливости ради стоит заметить, что такое ослабление либералы считали кратковременным и были уверены, что, захватив бразды правления в свои руки, смогут управлять лучше, чем царь. Ну а как получилось в реальности – хорошо известно.

Т.о. разложение части российской элиты накануне 1917 г. проявилось не в кризисе власти, а в кризисе общества. Часть управленческого аппарата вирус западничества тоже затронул, но только небольшую часть. Беда, однако, в том, что пораженные данным вирусом в решающий момент оказались вблизи главных рычагов управления. Что и привело к катастрофе.

Дмитрий Скворцов: Пытался ли противостоять этому разложению Николай II как самодержец? Или напротив – как часть элиты, он был также подвержен подобным настроениям?

Виктор Воронин: Процесс разложения имперских элит сам по себе был процессом объективным, свидетельствовавшим о том, что система государственного управления перестала соответствовать изменившимся историческим условиям. Достаточно вспомнить появление в русской литературе образов «лишних людей» и описание разорения «дворянских гнезд» как наиболее типичной приметы времени.
Это вполне обычный процесс, через который неоднократно проходили все государства. В таком случае необходима своеобразная революция сверху, модернизирующая устаревшую систему в соответствии с вызовами времени, обязательным условием чего является и обновление элит. Последнее не означает их полную смену. Хотя значительные, а иногда и кардинальные изменения в принципах подбора и необходимы, но обязательно подразумевают принятие ими новой модернизационной идеологической основы.

Наиболее яркими примерами революций сверху в России является деятельность Ивана IV, Петра I и (в определенной степени) Александра ІІ.

Столкнувшись с подобным вызовом сразу с восшествием на престол, Николай ІІ не пошел на необходимые модернизационные меры, и т.о. процесс все усиливавшегося разложения элит продолжился.

При этом, не обладая необходимыми для твердого консервативного курса личными волевыми качествами, какие в избытке были у его отца, он не смог использовать для развития и остатки мобилизационного потенциала самодержавного правления. «Подморозить Россию», как советовал Константин Леонтьев и пытался сделать в практической сфере Победоносцев, у него тоже не получилось.

Т.о. ключевым в последний период существования империи стал субъективный фактор личности последнего монарха, который несет в истории всю ответственность за разложение элит.

В дни Февраля это привело к закономерному результату. И не только тем, что деградировавшее правительство и правящая верхушка в целом сами привели государство к краху.

В правящей элите не нашлось ни одного человека, который бы проявил инициативу в подавлении обычного бунта разложившихся запасных частей, что для твердой власти не представляло бы проблемы.

Последний царь как будто всех вокруг заражал равнодушием и нежеланием предпринимать необходимые и вполне очевидные меры. Субъективный личностный фактор, определяя поведение элит, обрел объективный характер и привел к государственной катастрофе.

Александр Каревин: Россия в эпоху царствования Николая II занимала первое место в мире по темпам развития. Страна делала громадные шаги вперед – и в экономике, и в культуре, и в военном деле…

Об этом свидетельствуют давно опубликованные статистические данные. Об этом говорят и донесения германского генерального штаба накануне Первой мировой войны. Там с тревогой отмечалось, что русская армия становится сильнее с каждым годом и скоро будет практически непобедимой.

Издана (кстати, уже и на русском языке) книга французского экономиста Эдмона Тэри, в то время по заданию своего правительства исследовавшего российскую экономику. Его вывод: если дела в Европе с 1914 по 1950 гг. будут идти так, как с 1900-го по 1914-й, то к середине века Россия будет доминировать в Европе во всех отношениях. Существует и множество других подобных свидетельств.

Это «немодернизированная» страна? Это отсталость? Это несоответствие вызовам времени?

Разумеется, не все еще было сделано. Оставались и проблемы, и недостатки. Но проблемы решались. Недостатки устранялись. Страна продолжала развиваться бурными темпами. И рухнула она не из-за «обычного бунта разложившихся запасных частей», а в результате хорошо подготовленного заговора, о чем мы уже говорили.

Если же мой оппонент настаивает на том, что модернизации по вине Николая II не было, то хотелось бы услышать не общие фразы, а конкретику. Что конкретно необходимо было модернизировать, а царь этого не сделал? Четко, по пунктам!

Дмитрий Скворцов: Наша беседа посвящена не достижениям России, но они еще раз доказывают, что неприязнь высшего общества по отношению к государю была обусловлена не социально-экономическими показателями его эпохи. Значит, причины Февраля лежат сугубо в нравственной плоскости. И это заставляет нас вернуться к исходному вопросу: причастен ли к моральному падению русского общества сам Николай II? Не был ли император сам частью тех элит, которые, по мнению Виктора Николаевича, требовали модернизации и обновления?

Виктор Воронин: Разумеется, он был плоть от плоти правящей элиты со всеми ее недостатками и – становящимися все меньшими в условиях нового времени – достоинствами. Поэтому и выбрал самый внешне легкий, но пагубный для себя путь – просто следовать по течению, ничего принципиально не меняя.

И первые годы его правления это в целом получалось – настолько огромна была мощь унаследованного государственного механизма и ускорения развития страны, заложенного Александром III. Но инерционная сила, сколь бы велика она ни была, не может быть вечной. В условиях стремительно менявшегося в ту эпоху мира, она закончилась уже к началу ХХ в.

Однако самодержец не хотел осознать и принять данного очевидного уже для большинства факта. В его неизменном представлении, правление должно было заключаться просто в сохранении существующего порядка вещей – несмотря на все изменяющиеся внешние обстоятельства. Отсюда его известная фраза о «бессмысленных мечтаниях» относительно каких бы то ни было изменений, сказанная в начале царствования.

В полной мере это относилось и к правящим элитам, которые Николай ІІ хотел просто законсервировать. Более того, как не терпевший рядом с собой сильных личностей, он способствовал отрицательному внутриэлитному отбору, что затронуло практически весь государственный механизм, сделав его недееспособным даже в сугубо техническом отношении.

Будучи вынужденным в критические моменты, угрожавшие самому существованию монархии, призывать людей сильных, которые могли бы, при предоставлении им необходимых полномочий, провести, как минимум, жизненно необходимое для дальнейшего развития страны оздоровление элит через их обновление, он немедленно избавлялся от них, как только они справлялись с непосредственной опасностью.

Именно так, например, произошло со Столыпиным. Петр Аркадиевич, сумев подавить Первую русскую революцию комплексом мер системного антитеррора и глубоких реформ, стал Николаю II не нужен. Более того, превратился в чрезвычайно раздражающий фактор. Кстати, показательно – царь даже не соизволил прийти на похороны отдавшего за него жизнь премьера, а позже повелел прекратить расследование в отношении высших должностных лиц, виновных минимум в абсолютном провале организации охраны во время торжеств в Киеве.

В итоге, несмотря на множество субъективных факторов, государственная катастрофа была неминуемо обусловлена всей политикой правящей элиты во главе с самодержцем. Так или иначе, деградировавшая элита, которая стала главным дестабилизирующим фактором в стране, была обречена.

Александр Каревин: Если бы успехи, достигнутые в царствование этого государя, объяснялись лишь инерцией от предыдущей эпохи, то темпы развития страны уменьшались бы по мере того, как слабела бы инерционная сила. Между тем, Россия продолжала развиваться. И развиваться с ускорением. А это доказывает, что государственный механизм был вполне работоспособен.

И если какие-либо изменения в государственной жизни требовались, они и проводились. Другое дело, что проводились не так и не там, как и где этого хотелось бы либеральной интеллигенции, т.е. той самой части общества, которой в наибольшей степени касалось моральное разложение. Это и вызвало недовольство с их стороны.

Вся «модернизация», которую желали либералы, по сути заключалось в том, чтобы им передали реальную власть, превратив монархию в простую декорацию, как это уже произошло к тому времени во многих западных странах. В начале царствования Николая II, рассчитывая на неопытность молодого государя, либералы мечтали толкнуть его на этот путь. Вот именно эти мечтания (а не вообще стремление к «любым изменениям», как уверяет оппонент) царь назвал бессмысленными. Он категорически отверг рекомендации либералов. И, как показали последующие события, поступил совершенно правильно.

Что касается Петра Столыпина, то я готов прокомментировать абсолютно несостоятельные упреки, выдвинутые Виктором Николаевичем Николаю II. Но, ради экономии места, предлагаю полемику по данному вопросу перенести в следующий блок нашей дискуссии.

А пока отвечаю на вопрос Дмитрия Валентиновича: причастен ли Николай II к моральному падению русского общества? Нет, не причастен. Конечно, самодержавный правитель несет свою долю ответственности за происходящее. Но не потому, что, как считает Виктор Николаевич, царь бездеятельностью своей способствовал моральному разложению. Этому разложению способствовали совсем иные силы.

Ответственность же государя в ином. Он и возглавляемая им страна не сумели в должной степени противостоять упомянутым силам. Однако, повторюсь, с такими мощными силами Россия еще не сталкивалась за всю свою историю. У нее ещ не было опыта подобного противостояния. Это, скорее, не вина, а беда и России, и ее царя.

Дмитрий Скворцов: Царь не сумел в должной степени противостоять подрывающим традиционные устои либералам, считает Александр Семенович. Но противостоял ли вообще? И если да, то в чем это выразилось? Служил ли он сам примером благочестия, если выражаться языком тех самых традиций?

Виктор Воронин: Соглашусь сначала с Александром Семеновичем в том, что часть либеральной элиты добивалась не модернизации системы управления, а крушения государства как такового, иногда морально смыкаясь с террористами.

Но такие настроения в элитах появились не сами по себе, а стали признаком общего государственного разложения. Было бы странно ожидать, что в условиях деградации элиты в целом, какая-то часть ее могла сохраниться здоровой. Просто в правящем и оппозиционном сегментах гниение проявлялось разными симптомами.

И если уж говорить о подрыве традиционных устоев, то никто больше, чем прогнившая насквозь власть, не сделал для этого – все достижения либералов на ее фоне кажутся просто ничтожными.

Одна предельно грязная распутинская история сделала для дискредитации власти и традиционных устоев в целом больше, чем вся либеральная пресса и все выступления оппозиционеров в госдуме за все время царствования Николая II. Причем дискредитации далеко не только в глазах интеллигенции, но и самых широких слоев населения, в т.ч. составлявших большинство армии крестьян.

Дошло до того, что армейские власти были вынуждены запретить демонстрацию солдатам кадров кинохроники с награждением царя на фронте Георгиевским крестом. Неизменно в темноте зала под общий смех раздавалась сакраментальная реплика: «Царь с Егорием, а царица с Григорием». Армия, в своей массе оставшаяся верной монарху еще в 1905 г., через двенадцать лет уже рассталась благодаря распутинскому позору с верой в сакральность царской власти.

Что касается личного благочестия монарха, то да – он тщательно соблюдал все православные обряды, был нежно любящим мужем и отцом и всячески подчеркивал преданность церкви. Но это интересно только для «малой истории», а как монарх он фактически отдал церковь через контроль над синодом Распутину и его клике.

Дошло до того, что весьма обоснованно подозревавшийся в сектантстве лжепророк из Покровского по своему усмотрению решал вопросы даже канонизации святых. А высшая церковная иерархия была жесточайшим образом зачищена от всех иерархов, выступавших против распутинщины. Например, был переведен в Киев со столичной кафедры будущий новомученик, кристально честный митрополит Владимир (Богоявленский).

Не могу рассуждать о душе Николая II, но много ли пользы было державе от подобного личного благочестия монарха?

Александр Каревин: Как бы это ни казалось странным моему оппоненту, а факты остаются фактами. Часть тогдашней элиты морально деградировала, а часть продолжала быть здоровой.

Из истории мы знаем генерала Келлера, благороднейшего человека, сохранившего верность царю и России. И знаем генерала Рузского – мерзкого предателя, сыгравшего одну из ключевых ролей в Февральской революции. Знаем митрополита Макария (Невского), отказавшегося признать Временное правительство и до конца жизни остававшегося монархистом. И знаем епископа Тихона (Бессонова), после Февраля быстро отрекшегося и от царя, и от церкви, а затем и от России, и от веры в Бога вообще. Знаем правого депутата Государственной думы Маркова Второго, оставшегося верным своим убеждениям. И знаем правого депутата госдумы Пуришкевича, примкнувшего к революционерам. Знаем губернаторов, верных долгу и даже погибших на своем посту в февральские дни. И знаем губернаторов, бросившихся заискивать перед новыми властями. Даже в самой императорский фамилии были те, кто во время Февральской революции повел себя достойно, и те, кто поторопился нацепить красный бант.

Так что говорить о деградации элиты в целом оснований нет. Деградировали многие, но далеко не все. И это совсем не странно. Не секрет, что в одной и той же сложной ситуации люди часто ведут себя по-разному. Так было, так будет.

Также нет оснований повторять агитпроповский миф о «прогнившем самодержавии» (а мой оппонент занимается именно этим, используя почти те же слова). Повторю еще раз: Россия в царствование Николая II добилась громадных успехов. Этого никак не могло бы произойти, если бы тогдашний строй был прогнившим. Не может дерево доброе приносить худые плоды, а дерево худое – плоды добрые. Как-то так (дословно сейчас не припомню) сказано в Библии. В данном случае здоровое дерево принесло здоровые плоды. И тут тоже ничего странного нет.

А вот что мне представляется действительно странным, так это то, что авторитетный историк (каким я считаю Виктора Николаевича) рассуждает о «распутинской истории» на уровне пресловутого фантаста с пятиклассным образованием Валентина Пикуля. Ни один из озвученных здесь моим оппонентом тезисов по Распутину, не соответствует истине. Все они в виде лживых слухов распространялись либеральной оппозицией с целью дискредитации власти (что являлось одним из элементов антимонархического заговора). То, что заговорщики использовали столь грязные методы, наглядно характеризует их самих, а уж никак не царскую семью.

Впрочем, «распутинская история» – предмет отдельного разговора. Предлагаю перенести его в следующую часть нашей полемики.

Виктор Воронин: Согласен. Но раз уж мой оппонент упомянул Николая Евгеньевича Маркова (получившего в думе прозвище «Марков Второй»), то напомню, что в 20-е годы среди эмиграции знаменитой стала статья «Белые лилии Маркова 2-го», опубликованная в парижской газете «Последние новости». Ее главная мысль была элементарной и просто констатировала для всех очевидные факты. Марков Второй, как и почти все эмигрантские лидеры черносотенцев, обвинявшие всех (в т.ч. лидеров Белого движения) в измене и кричавшие о своей преданности царю, сами в Феврале просто исчезли, бросив государя на произвол судьбы. Люди, обещавшие не один год «снести голову гидре революции», в час действительных испытаний бросили Николая II на произвол судьбы. И в итоге оказалось, что любили черносотенцы не столько своего государя, сколько деньги секретного фонда МВД.

Да, были верные присяге генералы Келлер и Хан Нахичеванский, были сотни офицеров армии, полиции и жандармерии, до конца выполнившие свой долг во время бунта в Петрограде, за что многие заплатили жизнью.

Но следует отметить при этом два ключевых момента. Максимальный их уровень был не больше командира корпуса – никто из вышестоящих не рвался умирать за прогнивший режим. Что более чем убедительно говорит о правящей элите, почти четверть века тщательно отбиравшейся Николаем ІІ.

Дмитрий Скворцов: Наверное, если говорить об искусственном отборе в генералитете, не следует забывать и о «гучковской чистке», под которую после отречения государя попали в первую очередь верные ему военачальники. Думаю, это также станет предметом нашего разговора.

А пока, как и условились, разберем в следующей беседе «распутинскую историю».

Источник
 
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /
09.04.2019

Виктор Воронин, Александр Каверин, Дмитрий Скворцов





Обсуждение статьи



Ваше имя:
Ваша почта:
Комментарий:
Введите символы: *
captcha
Обновить

Вверх
Полная версия сайта
Мобильная версия сайта