На первый взгляд это звучит парадоксально. О каком снижении торговли с Европой может идти речь, если мы упрямо тянем туда газопроводы, даже вопреки суровому санкционному сопротивлению США и ряда других стран? Объемы российско-европейской взаимной торговли упали с 700 млрд долларов в 2014-м до 420 млрд долларов в 2017-м. Так это все санкции. Разве нет?

На практике дело обстоит гораздо сложнее. Европа действительно остается крупнейшим торговым партнером России, несмотря на все мировые коллизии. Просто потому, что торговать можно лишь с теми, кто хочет покупать и имеет на это деньги. Сегодня в мире ключевых рынков всего три: США, Евросоюз и Азиатско-Тихоокеанский регион, куда, помимо Китая, входят Индия, Пакистан, Япония, Южная Корея и ряд других стран.

Евросоюз в этом смысле является просто более традиционным партнером, отношения с которым складывались много веков и по своей широте превосходят Азию и Америку вместе взятые, в особенности в областях, деятельность которых требует крупных капитальных вложений.

Потому тема, поднятая агентством Reuters, привлекла особое внимание. Как утверждает источник, Россия, очевидно, утрачивает способность экспортировать нефть марки Urals, тем самым подтверждая две ключевые тенденции. Во-первых, европейские потребители переориентируются на Ближний Восток, тем самым лишая российских нефтедобытчиков рыночной доли в Европе. Во-вторых, проблема с Urals связана с масштабным падением объемов нефтедобычи в Западной Сибири. Из чего делаются весьма далеко идущие выводы традиционно для нас негативной направленности. Таким образом, остается лишь понять: если «мы все умрем», то когда именно?

История марки

Нефть бывает разной. Ее химический состав, плотность, содержание примесей и ряд других параметров сильно разнятся в зависимости от месторождения. Отсюда значительные отличия в требованиях к технологическому оборудованию и объемах выхода конечного продукта. Из легкой нефти получается больше бензинов и других «дорогих» фракций, тогда как из тяжелой выше выход битума, мазута и масел, которые стоят много ниже бензина, хотя на рынке тоже востребованы.

Для решения проблемы был придуман принцип марок, или сортов. Самыми известными являются Brent (формируется из смеси нефти разных месторождений в Северном море), WTI (West Texas Intermediate, известная также как Texas Light Sweet), Dubai Crude (на основе добычи в Персидском заливе) и Нефтяная корзина ОПЕК. Когда кто-то говорит про цену за баррель, обычно имеется в виду котировка одной из перечисленных марок, к которым, в том или ином виде, привязано ценообразование всех прочих.

Что касается России, то мы экспортируем несколько ключевых сортов: самый старый и известный – Urals (цена формируется со скидкой от уровня Brent), Siberian Light (добывается на Ханты-Мансийском месторождении), ESPO (смесь сортов из Восточной Сибири). В последнее десятилетие активно продвигаются марки Sokol (месторождение Сахалин-1), Vityaz (Сахалин-2) и арктический сорт ARCO (добывается в Приразломном).

Анатомия Urals

Долгое время мы прочно ассоциировались с Urals как единственно «русской экспортной маркой». Видимо, потому эксперты Reuters делают свои глобальные выводы. И с ней у нас определенные проблемы действительно возникли.
Формально ее состав определяется ГОСТ №51858 от 2002 года, по которому результат получается путем смешения тяжелой и содержащей много серы (от 4%) нефти из месторождений Башкирии и Татарстана с легкой малосернистой нефтью, добываемой в Западной Сибири. На выходе смесь должна иметь плотность 853,7-873,5 кг/м3 и содержать от 0,61 до 1,8% серы.

В последние годы сернистость российской марки стала проявлять тенденцию к росту. Но если ранее колебания выглядели естественной случайностью, то в первом полугодии текущего года Urals все чаще становился «уже не тот». В северной ветке нефтепровода «Дружба», снабжающего Польшу и Германию, уровень серы неоднократно поднимался до 1,81–1,85%, да и в южной, обеспечивающей Чехию, Словакию и Венгрию, он вплотную приблизился к верхней границе нормы.

Это вынуждает потребителей перенастраивать оборудование и вызывает потери в общей доходности продаж получаемых нефтепродуктов. Для компенсации Европа вынуждена подмешивать в русский коктейль значительную долю легкой и низкосернистой ближневосточной нефти, преимущественно из Саудовской Аравии. Она дороже Urals, но этот метод повышает объемы выхода легких фракций, а значит, общую экономическую эффективность процесса в целом. В связи с этим потребители постепенно начинают переходить на арабскую нефть на постоянной основе, тем самым снижая импорт из России.

Исходя из этих данных, позиция Reuters выглядит обоснованной. Экспорт углеводородов приносит России примерно 12,5% ВВП. Продажи «уральского коктейля» в Европу (до 70% всего экспорта Urals в мире) снижаются. Объем добычи легкой нефти в Западной Сибири сокращается (2013 год – 976 тыс. т, 2015 – 661 тыс. т). На поддержание стандарта ее уже явно не хватает, а значит, «не далек тот день, когда нефть в России закончится вовсе».
Но реальность, как водится, несколько интереснее.

Сколько нефти есть у нас

Мы действительно столкнулись с естественным сокращением дебета скважин месторождений Западной Сибири. Они, конечно, заметно моложе татарских и башкирских, многие из которых создавались еще в сталинскую индустриализацию 1934-36 годов, но также находятся в эксплуатации больше полувека. Степень выработки многих из них превысила 70-75%.

В мировой практике в таких случаях добыча искусственно повышается за счет применения специализированного дополнительного оборудования и использования ряда сложных технологий. Проблема в том, что и то, и другое по сей день у нас остается импортным. Если в разработке новых месторождений опираться почти полностью на собственные силы мы можем, то модернизация старых залежей остается критично зависящей от сотрудничества с иностранными компаниями. В перспективе это, безусловно, создает неплохое и выгодное направление для импортозамещения, однако на его скорый результат рассчитывать не приходится.

Стало быть, надо признать: американские санкции, нацеленные на нефтегазовую отрасль, нам подгадить действительно сумели. Темпы модернизации старых месторождений заметно упали, а стоимость работ значительно поднялась, тем самым даже отложив планы в ряде случаев. Это, конечно же, не могло не отразиться на результате.

Впрочем, из сказанного вовсе не значит, что в России наблюдается падение добычи нефти в целом. Тут как раз все строго наоборот. Как следует из прогноза Минэнерго РФ, на протяжении последних 5-7 лет общий объем добываемой в России нефти стабильно увеличивается темпами в 0,7-0,8% в год. Если в 2017-м ее было получено 547 млн т, то в текущем году планируется достичь отметки 551 млн т, а через год дотянуться до 555 млн.

С другой стороны, для страны, обладающей только разведанными запасами в 56 млрд т, или 12% от общемирового объема, было бы странным ожидать иного результата. В отличие от Норвегии, объявившей о вероятном полном прекращении нефтедобычи после 2030 года, мы «заметно выработали» только половину из тех 11,8% общего количества наших разведанных месторождений, которые в настоящий момент вообще находятся в разработке.

В переводе на русский это значит, что около 9/10 своей нефтяной кубышки мы даже не начинали распечатывать. И все равно, при этом, как говорит BP, за нами остается 20,4% всего мирового экспорта нефти. Больше сейчас только у Саудовской Аравии и теперь еще у Ирака. Таким образом, говорить о каком-то «конце русской нефти» совершенно необоснованно. Тут следует скорее констатировать факт, что она постепенно перестает течь именно в Европу.

Про связь географии с геополитикой

Да, там старый и привычный рынок, тем более, с падением добычи в Северном море спрос на черное золото там неизбежно повысится, но дело в том, что новые месторождения у нас расположены преимущественно в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, где буквально под ногами лежит 16 млрд тонн нефти, причем хороших, легких и малосернистых, а значит и более дорогих сортов. И до азиатского рынка оттуда многократно ближе, чем до Европы.

Последние годы еще раз доказали, что опасно складывать все яйца в одну корзину. Имея единственный ведущий экспортный рынок, на который замыкалось 75-80% всей российской внешней торговли, из-за санкционной войны мы за полтора года потеряли половину европейских экспортных объемов. Так что расширение географии продаж, особенно в области базовых товаров, к каковым относятся углеводороды и энергоносители, является для России буквально вопросом обеспечения и укрепления национальной безопасности. В идеале, кроме Европы, нам хорошо бы иметь еще минимум два рынка, а лучше три, но пока стоит укреплять хотя бы «азиатско-китайское» и «индийское» направления.

Другой вопрос, что переусердствовать со сменой партнеров не стоит тоже. Будем откровенными, перспективный Pax China для нас не многим лучше нынешнего Pax Americana. Потому полностью «уходить из Европы» не в интересах России. Объективно говоря, после США, чья долгосрочная дальнейшая судьба в общем понятна, и для Москвы, и для Брюсселя/Берлина/Парижа Китай станет совершенно одинаковой, а значит и общей, проблемой. Решать которую значительно проще сообща, чем порознь.

Таким образом, перспектива российско-европейского геополитического сближения является очевидной. Однако ему пока сильно мешает традиционное европейское «цивилизационное чванство». Как-никак две тысячи лет подряд (а с Древним Римом так еще на полтысячи больше) они полагали себя центром мира, тогда как мы в их представлении все это время являлись дикой и далекой окраиной. С этих позиций переходить на равноправные отношения психологически сложно, а тем более - признавать российское превосходство.

Изменить ситуацию способна только экономика. Саудиты переключаются на Европу - нам это только на руку. Во-первых, пользуясь случаем, они отменяют существовавшие более полусотни лет персональные европейские скидки. Во-вторых, дорогая арабская нефть лет за пять приучит Евросоюз считать деньги и сильно поубавит «цивилизаторской спеси».

Вот тогда можно будет подумать о каком-то возврате российской нефти в Европу. Но уже на новых условиях. Как ценовых, так и политических. В конце концов, у нас ведь демократия, правда? Европейцы обладают неотъемлемым правом самим выбирать себе глобальное будущее: становиться бесправной колонией (без разницы, американской, китайской или поделиться между обеими) или стать равноправным российским партнером с перспективой формирования общего, политически самостоятельного и экономически не уступающего по размерам ни Китаю, ни США глобального кластера.

Впрочем, все это касается пока только перспективы. Сейчас можно с уверенностью констатировать лишь одно. Нефти в Европу мы действительно стали продавать меньше, а в Китай больше. И это начало очень долгого и сложного пути.
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /