Это позволит компаниям выстраивать свои бизнес-планы на более длительный период. С другой стороны, рыбаки озабочены неопределенностью существующего механизма распределения квот: появились сомнения, что квоты, как и раньше, будут распределяться по историческому принципу, когда уже работающее предприятие получает квоты на новый срок. Несмотря на то что до начала рассмотрения заявок остались считанные дни, у ряда компаний остается множество нерешенных вопросов и есть страх вообще лишиться квот.

Но больше всего рыбацкое сообщество озабочено невиданной прежде конфронтацией внутри отрасли. Напомним, осенью президенту РФ Владимиру Путину было отправлено якобы анонимное письмо с предложением пересмотреть правила выдачи квот на вылов краба (См. «Крабы решают всё», «Эксперт» № 48 за 2017 год). На примере краба предлагалось заменить существующий исторический механизм распределения квот в отрасли на аукционный — тогда квоту сможет получить любая компания, участвующая в торгах. Рыбацкое сообщество уверено, что автором письма является довольно новый игрок на рынке — Русская рыбопромышленная компания (РРПК). Даже недавний рыбацкий съезд — а это главное мероприятие отрасли, которое проводится по исключительным поводам, — был посвящен развенчиванию мифов, которые, по словам рыбаков, распространяет РРПК (См. «Рыбаки развеивают мифы», «Эксперт» № 10 за 2018 год).

Мы решили узнать и мнение РРПК — ведь сейчас это крупнейший отечественный рыбодобытчик, по объему квот на вылов минтая занимающий в России первое место, а в мире — третье после американской Trident и японской Nissui. Как видит текущее положение дел в рыбной отрасли вторая сторона конфликта? Каковы основные проблемы отрасли? Какие цели и задачи ставит перед собой компания, какова ее производственная стратегия и что нужно сделать, чтобы увеличить спрос на рыбную продукцию на внутреннем рынке? На эти и другие наши вопросы отвечает генеральный директор Русской рыбопромышленной компании» Андрей Тетёркин.
 
— Каких новшеств вы ожидаете в рыбной отрасли в связи с грядущим распределением квот?

— Текущая ситуация в отрасли определяется новыми поправками к Закону о рыболовстве, которые приняли в июле 2016 года. Первая новация — изменение сроков закрепления долей квот в соответствии с историческим принципом с десяти до пятнадцати лет. Вторая — решение о выделении квот господдержки. Такие квоты еще называют инвестиционными, или «под киль»: права на двадцать процентов общего допустимого улова, ОДУ, будут предоставляться тем компаниям, которые построят новые суда и предприятия береговой переработки. Именно эти два изменения позволят в перспективе провести серьезную модернизацию рыбной отрасли.

— В 2008 году, перед прошлым распределением квот, рыбацкое сообщество тоже обсуждало модернизацию отрасли. Однако не то что обновления флота не произошло — ситуация даже ухудшилась: суда изношены почти на 90 процентов, их средний возраст достиг 30 лет…

— Все-таки постепенно модернизация начала осуществляться. Посмотрите на портфель заказов Выборгского судостроительного завода в Ленобласти — он расписан на несколько лет вперед. Съездите на калининградский судостроительный завод «Янтарь» и аналогичные предприятия в Санкт-Петербурге — везде есть заказы от рыбаков, в том числе на крупные промысловые траулеры, на которых Россия никогда не специализировалась. Если в советское время среднетоннажные и мелкотоннажные рыбопромысловые судна еще строились на территории России, то крупнотоннажные приходили к нам в основном из Украины, Польши, Восточной Германии. Пусть сегодня какое-то оборудование, которое закупается для строительства нового флота, будет импортным. Но кто сказал, что через несколько лет наши приборостроители и машиностроители не начнут в нем разбираться и создавать аналоги? Мы же со временем к ним и придем обслуживаться и ремонтироваться.

Сейчас мы на пороге масштабных преобразований. И прежде всего они происходят за счет повышения мотивации рыбаков к долгосрочным инвестициям и улучшения взаимодействия государства с бизнесом.

— Правильно ли я понимаю, что именно РРПК в свое время была инициатором программы обновления флота, так называемых квот под киль?

— Я пришел в отрасль в 2012 году. Насколько мне известно, такие инициативы к тому времени уже обсуждались. Сам термин «квоты под киль» появился по инициативе Минпромторга. Однако ранее условия этой программы не создавали действенных стимулов для модернизации отрасли. Два года назад я действительно писал письмо президенту РФ в поддержку предложенной государством программы развития рыбной отрасли и обновления флота, но оно, скорее, касалось выполнения уже принятых решений. Рад, что корабли уже строятся, а не просто красиво стоят в виде макетов в кабинетах у руководителей рыбацких компаний.

— Сколько сегодня у РРПК судов и как вы планируете обновлять свой флот?

— У нас 14 крупнотоннажных судов и два 150-метровых транспортных рефрижератора, которые обеспечивают перевозку готовой продукции, а также снабжения и топлива для флота. Завершение строительства серии из семи новых судов — они оцениваются примерно в 560 миллионов евро — запланировано на 2023 год. В дальнейшем, в рамках дополнительных аукционов Росрыболовства по инвестквотам на минтай и сельдь, мы примем решение о строительстве еще двух судов. Когда обновление флота завершится, в компании останется четыре-пять траулеров выпуска конца 1980-х — начала 1990-х годов, которые пока списывать не планируем.

Логика программы господдержки заключается в следующем. К примеру, наши новые траулеры рассчитаны на ежегодный вылов порядка 50 тысяч тонн рыбы — одно такое судно заменит два стандартных крупнотоннажных траулера типа БАТМ (большой автономный траулер морозильный). Государство выдает рыбакам квоты под каждое новое судно в половину его годовой производительности — в нашем случае это не менее 25 тысяч тонн. Таким образом, с каждым новым траулером мы будем выводить из эксплуатации один старый БАТМ. А дополнительные объемы, которые нам потребуются, чтобы максимально эффективно загрузить новое судно, будут обеспечены квотами господдержки. Этим простым решением и объясняется, почему новый механизм поддержки обновления флота будет успешен. Шесть-семь лет назад от государства звучали предложения о предоставлении права добычи водных биоресурсов исключительно компаниям, которые будут осуществлять рыболовство только на судах, построенных на российских судостроительных предприятиях. Но не был разработан механизм реализации этой инициативы, поэтому у рыбаков не было стимула к модернизации.

К счастью, государство нашло более эффективный способ заинтересовать рыбаков инвестировать вдолгую. Последние точки над i будут расставлены в апреле, когда состоятся аукционы на право получения квот под строительство судов для работы на Северном рыбохозяйственном бассейне и строительство заводов по береговой переработке (на Севере и Дальнем Востоке).

Всего государством в итоге было предложено четыре крупных лота по наиболее массовым объектам промысла, в распределении которых принимают участие рыбаки с Северного бассейна (в части атлантической трески и пикши), а также с Дальнего Востока (по минтаю и тихоокеанской сельди). При этом важно отметить, что по трем из четырех лотов по итогам заявочной кампании в декабре прошлого года произошла «переподписка» — желающих участвовать в них оказалось больше, чем государство рассчитывало! И это, на мой взгляд, самый очевидный признак успешности созданного механизма инвестиционных квот.

В инвестиции по крупнотоннажным суднам на Дальнем Востоке, кроме нас, в итоге никто не пошел. Да, это сложно, дорого и быстро не окупается — один новый супертраулер стоит порядка 80 миллионов евро! Зато о планах инвестировать в крупнотоннажные суда заявили многие компании на Северном бассейне, возможно потому, что траулеры там окупить проще и дешевле: рентабельность по треске и пикше приближается к крабовому бизнесу и значительно превышает рентабельность по вылову минтая (60–65 процентов против 35–40).

В целом для меня нынешние процессы по инвестквотам — своего рода лакмусовая бумажка готовности нынешних игроков вкладываться в долгосрочное развитие отрасли. Если компании не видят для себя необходимости строить новый флот, то чем они будут ловить рыбу уже через пять лет, особенно на Дальнем Востоке?

— А на какой объем квот вы рассчитываете?

— Вылов миллиона тонн рыбы и морепродуктов — это наша долгосрочная цель (всего в России в 2017 году было выловлено 4,8 млн тонн рыбы – прим. «Эксперта»). В настоящее время входящие в РРПК компании, четыре дальневосточных предприятия: «Интрарос», «Востокрыбпром», «Совгаваньрыба» и ТУРНИФ — с учетом прочих инвестиций акционеров компании в рыбной отрасли располагают правами на добычу 350–400 тысяч тонн в год (в зависимости от ежегодно устанавливаемого общедопустимого улова по отдельным видам ВБР). В своих приоритетах мы намерены далее развивать три направления добычи: белая рыба, прежде всего минтай; сельдь и крабовый бизнес.

Сейчас задача номер один для нас — строительство новых судов. В ближайшее время мы подпишем шесть инвестиционных контрактов с Росрыболовством, а по результатам исполнения всей программы обновления флота планируем получить в течение ближайших пяти-шести лет дополнительные квоты 150–200 тысяч тонн по минтаю и сельди.

Задача номер два — развитие рынков сбыта и создание новых видов рыбопродукции. По итогам аукционов Росрыболовства 2–3 апреля мы планируем получить право построить два новых объекта по береговой переработке рыбы на Дальнем Востоке и на Севере: в районе города Артема Приморского края мы сможем ежесуточно производить 100 тонн готовой продукции по минтаю и сельди и 60 тонн готовой продукции в сутки на предприятии в Мурманске, где будет перерабатываться треска и пикша. Под эти цели государство также выделяет инвестиционные квоты.

— Какой общий объем инвестиций вы запланировали и где возьмете деньги?

— Общая сумма инвестиционного проекта, связанного со строительством новых судов и предприятий береговой переработки, может составить до миллиарда долларов. В основном это будут заемные средства от российских банков.

 

Правда и мифы рыбной отрасли

— Русская рыбопромышленная компания появилась всего шесть лет назад и за это время стала лидером рыбной отрасли. Вы выросли из компании «Русское море»?

— Нет, мы не имели отношения к этой компании, нас лишь какое-то время объединяли общие акционеры — Максим Воробьев и Глеб Франк. Компания «Русское море» появилась около двадцати лет назад. Параллельно с ней в 2011 году была создана компания «Русское море — Добыча», которая позже стала называться Русская рыбопромышленная компания. Никакого хозяйственного пересечения, тем более совместного управления, у РРПК с компанией «Русское море» никогда не было. Компания «Русское море» тогда — это в основном импорт красной рыбы, переработка, аквакультура и торговля рыбой на внутреннем рынке. Специализация РРПК — добыча белой рыбы со значительной долей экспорта. Одним из крупнейших игроков в рыбной отрасли мы стали после приобретения четырех крупных дальневосточных рыбодобывающих предприятий, которые контролировались инвесторами из Юго-Восточной Азии.

— На последнем рыбацком съезде участники рынка открыто осуждали действия руководителей РРПК — именно вам приписывают авторство анонимного письма к главе государства и желание совершить революцию в отрасли. Чем вы вызвали такое недовольство?

— Компания не имеет к этому письму никакого отношения — мы не выдвигали предложений о пересмотре существующих правил выдачи квот на вылов краба. Рыбацкое сообщество имеет право на любое мнение. Знаете, за шесть лет существования нашей компании нас в чем только не обвиняли. Сначала утверждали, что именно для нашей компании были созданы условия для выкупа китайских предприятий, хотя в итоге и другие рыбаки вместе с нами их приобретали. Затем говорили, что мы сделали под себя госпрограмму по инвестквотам, притом что она была инициирована государством давно, а мы лишь поддержали ее скорейшее принятие. Теперь вот эта непонятная информация. Главное, хочу отметить для тех, кто с интересом наблюдает за текущей конфронтацией в отрасли со стороны: смотрите, кто и что реально делает, а не только судите по громким выступлениям. Наша компания активно работает над будущим развитием и нацелена на долгосрочное присутствие в отрасли.

— Тогда как, по-вашему, следует распределять квоты на вылов краба — по историческому принципу или с помощью аукционов?

— Воздержусь от оценок действий государства и от однозначных суждений. Государство имеет законодательное право распоряжаться всеми видами ВБР по своему усмотрению. Не так важно, что в результате выберут — будут аукционы или нет. Для бизнеса важнее предсказуемость на очередной инвестиционный цикл и чтобы в дальнейшем условия уже не менялись. Если примут решение о распределении квот на вылов краба на очередной период с помощью аукционов, то мы, конечно, рассмотрим вопрос участия в них, хотя основные финансовые возможности компании уже задействованы в программе обновления флота, о которой мы говорили.

— Почему для вас стал привлекательным крабовый бизнес, вы же в основном занимались выловом минтая и сельди?

— Было несколько причин. У него высокая доходность, в среднем, не касаясь различных видов крабов, рентабельность по выручке можно оценить на уровне 70 процентов. Рентабельность по вылову минтая — порядка 35–40 процентов в зависимости от того, какой у вас портфель квот и какой флот. Грубо говоря, эффективность бизнеса по вылову крабов более чем в полтора раза выше, чем в нашем традиционном бизнесе.

Вторая причина — хорошие перспективы дальнейшего роста спроса на живой краб в мире в целом и, в частности, в странах Юго-Восточной Азии, которые сейчас высокими темпами наращивают потребление. Раньше в основном была востребована замороженная продукция из краба — в странах Европы, в США.

Третья причина — относительная простота этого бизнеса и низкая потребность в инвестиционных ресурсах. Краболовные суда по степени своей сложности и технической оснащенности ни в какое сравнение не идут ни по размерам, ни по оборудованию, ни по стоимости с крупнотоннажными рыбопромысловыми траулерами-переработчиками. Здесь всё наоборот: очень высокая рентабельность при относительно низких капитальных затратах. Вот по совокупности этих факторов мы в мае прошлого года и решили поучаствовать в аукционе по продаже свободных крабовых квот.

— Возвращаясь к теме квот, рыбаков больше всего беспокоит, что аукционы могут перейти и на другие виды ВБР.

— Это правда. Я тоже разделяю это беспокойство и считаю, что государство должно предупредить, если оно отказывается от исторического принципа вообще. Однако я таких заявлений не слышу. Более того, на всех уровнях подчеркивается целесообразность исторического принципа в распределении квот. Хочу еще раз подчеркнуть, что право и обязанность определять оптимальные варианты распределения ресурсов с точки зрения баланса всех интересов находится в компетенции только государства.

Я допускаю, что государство может посчитать, что, к примеру, по крабу как одному из самых высокорентабельных объектов вылова нужен свой режим распределения квот на очередной цикл: это его, государства, право и даже обязанность — обеспечивать максимально эффективное использование уникального ресурса. Но если такое или аналогичное исключение станет поводом к пересмотру правил по всем другим видам водных биоресурсов, тогда действительно возникает резонный вопрос: а действует ли исторический принцип в целом и зачем мы инвестируем в модернизацию флота такие огромные деньги?

— На съезде рыбаков также ходила листовка, где было сказано, что РРПК распространяет целый ряд мифов в отрасли. Как вы это прокомментируете?

— Мы не распространяем никакие мифы… (Внимательно изучает листовку.) Другое дело, что в рыбной отрасли действительно существуют проблемы, с которыми связаны описанные заявления. К примеру, здесь сказано: «Все действующие пользователи квот крабов — это браконьеры». Это не так. Не все. Потому что как минимум мы подобным не занимаемся, а мы — действующие пользователи квот крабов. Есть ли случаи браконьерства в целом в рыбной отрасли? Думаю, что есть, но у меня нет этому подтверждения, поскольку я не являюсь контролирующим органом.

Второе заявление: «Рыбаки не поставляют рыбу на российский берег, поставляя ее за границу». Это тоже не так. Конкретно наша компания, как и почти все остальные предприятия за редким исключением, поставляет продукцию как на экспорт, так и на внутренний рынок. Мы на внутренний рынок поставляем порядка 30 процентов нашей продукции.

Третье: «Все рыбаки-краболовы получили бесплатные квоты на десять лет вперед, получают прибыль и при этом не хотят строить новые суда и рыбоперерабатывающие предприятия». Во-первых, рыбаки-краболовы не бесплатно получили квоты. Мы помним, что до 2008 года была аукционная система, а затем на основании фактического использования ресурсов квоты были закреплены за конкретными участниками рынка. Именно таким образом и сформировался исторический принцип.

— Еще про РРПК говорят, что вы не осваиваете до 60 тыс тонн своих квот, являясь крупнейшим рантье в отрасли. Это тоже неправда?

— Неправда. В периметре нашей компании — приобретенные несколько лет назад четыре дальневосточных предприятия, которые еще не так давно находились под контролем инвесторов из Юго-Восточной Азии. И какую-то часть мы действительно добываем по совместному освоению. Однако уверяю вас, что эти цифры не превышают десяти процентов. Почему так происходит? Могут быть разные причины. У вас сломалось судно или неудачно пошла рыбалка из-за плохих условий промысла —сложные метеоусловия, неблагоприятная ледовая обстановка и так далее. Конечно, можно оставить квоты и без освоения, что называется, просто «утопить», но ведь лучше обратиться к соседу, у которого может быть обратная ситуация — допустим, у него избыток мощностей, которые он может дозагрузить. Аналогичным образом и другие предприятия могут обратиться к нам. При этом наша компания с точки зрения количества квот и имеющихся судов весьма сбалансирована и не имеет избытка добычных мощностей.

К нам тема так называемых рыбных рантье не имеет отношения. Обычно квотными рантье называют небольшие компании, у которых есть квоты, но нет возможности их осваивать, так как полностью отсутствует собственный флот. Такая проблема в отрасли действительно существует, но она будет постепенно решаться, в том числе благодаря реализации государственной программы инвестиционных квот. Все, у кого существуют долгосрочные планы развития, будут инвестировать в свое технологическое перевооружение. Мы сейчас в числе первых компаний, кто готов это сделать. Другая причина, почему в ближайшее время вопрос с квотными рантье будет становиться менее актуальным, — в новом законе о рыболовстве предусмотрен пункт об обязательном ежегодном освоении 70 процентов квот собственным флотом с 1 января 2019 года. Сейчас рыбаки обязаны вылавливать не менее 50 процентов квот как минимум раз в два года.
 

Экспорт диктует цены

— Скажите, а почему так получается: Россия ежегодно рапортует о рекордных выловах водных биоресурсов, а по факту выходит, что в стране мало рыбы и она дорогая?

— Когда задают подобный вопрос, то мне хочется сравнить нашу отрасль с газовой или нефтяной. Страна добывает более 600 миллиардов кубометров газа, почти столько же миллионов тонн нефти и значительную часть этого отправляет на экспорт. И никто не говорит, что у нас в стране мало газа, нефти или что они слишком дорогие. Чем рыба-то провинилась?
Во-первых, на внутренний рынок поставляется ровно столько продукции, сколько население или промышленность способно оплатить и потребить. То же самое происходит и с рыбой. Другое дело, что у нас в целом низкий потребительский спрос, и он до недавнего времени продолжал падать.

Во-вторых, и от этого простого экономического правила мы тоже никуда не уйдем, профицитный внутренний рынок обычно живет по экспортному паритету. Бизнес идет продавать туда, где ему выгодно, и было бы цинично это отрицать. По минтаю в нашей стране существует профицит между производством и потреблением — в России вылавливается около 1,8 миллиона тонн и съедается всего 400 тысяч, остальное уезжает на экспорт в другие страны, поэтому логично, что стоимость продукции на внутреннем рынке будет формироваться по цене экспорта. Минтай в мире пользуется огромным спросом, пускай в виде палочек, пускай через китайскую переработку с филе второй заморозки и прочее, но добываемый минтай съедается весь. Если бы мировой объем добычи минтая был не 3,3 миллиона тонн, а, к примеру, вдвое больше, то, возможно, цены были ниже, однако и эта продукция пользовалась бы спросом.

— Минтай составляет едва ли не половину всей рыбы, выловленной в нашей стране. Но большинство потребителей выбирают совсем другие виды рыб, а не неприглядные замороженные тушки минтая, которые не хочется покупать. А вы сами-то минтай едите?

— Вы сейчас лучше меня ответили на свой вопрос. Как можно ожидать большого потребления и спроса на продукцию, которая выглядит непривлекательно? И я как потребитель, когда прихожу в магазин, тоже задаюсь вопросами, где и как рыба хранилась, сколько раз размораживалась по дороге, безопасна ли она. К сожалению, все это приводило к тому, что минтай в прошлом имел в нашей стране репутацию еды для кошек. И многие до сих пор пребывают в этом заблуждении.
 
Конечно, я ем минтай, особенно предпочитаю просто жаренный с луком — прекрасное блюдо! А знаете ли вы, что в Европе при слепом тестировании минтай побеждает треску? Это как сегодняшние вина Нового Света, которые «вслепую» нередко оказываются лучше традиционных французских. Пусть минтай сравнительно небольшая по размерам рыба, которую не так легко перерабатывать в розничные продуктовые формы, из нее, например, почти не сделаешь стейк, но по качественным характеристикам и вкусу это идеальный продукт, нежнее широко распространенной трески, и не такой жирный, как палтус.

Проблема, может быть, еще и в том, что в мире до сих пор не сформировалась долгосрочная потребительская традиция по отношению к минтаю. Для сравнения: треску и пикшу в Атлантике норвежцы, испанцы, португальцы и другие европейские страны вылавливают многие сотни лет. А промышленный лов минтая с использованием крупнотоннажных траулеров начали развивать лишь во второй половине прошлого века японцы, затем к ним присоединились рыбаки в США и в нашей стране. Сегодня на прилавках магазинов можно увидеть наши продукты, которые мы производим прямо на борту судна, без какой-либо дополнительной переработки. Большим спросом на рынке стала пользоваться килограммовая упаковка филе минтая, которую делаем как мы, так и наши конкуренты. Это продукция без костей, без кожи — лучший источник чистейшего «дикого» белка, с которым не сравнятся курица и почти все прочие «выращенные протеины», при этом в рознице стоимость подобной упаковки составляет до 300 рублей.

— Насколько мне известно, сегодня рыбаки в основном выпускают продукцию в виде минтая-полуфабриката без головы, а не филе первой заморозки.

— Верно. И сейчас вы затронули вторую важнейшую проблему рыбной отрасли, помимо стареющего флота, — отсутствие привлекательных продуктовых форм на прилавках из-за низкой глубины переработки рыбного сырца, как на судах, так и в береговом производстве. Не так давно мы приняли решение изменить приоритеты в стратегии развития нашей компании. Раньше на первом месте стояло увеличение объема квот и модернизация флота, на втором — повышение операционной эффективности и лишь на третьем — оптимизация продуктового портфеля и маркетинг, включая product development — разработку новых продуктов и улучшение характеристик существующих видов продукции. Теперь же мы значительно повысили приоритетность последней задачи. Как только мы убедимся, что успешно решаем задачу строительства нового флота, повышение конечного спроса на минтай через создание новых продуктов (самостоятельно или с партнерами на следующем этапе цепочки создания стоимости) для нас станет приоритетом номер один. И уже сейчас на организационном уровне мы стараемся постепенно изменять свою корпоративную культуру, разворачиваясь от логики большой производственной рыбодобывающей компании с фокусом на объеме и эффективности добычи в сторону бизнеса, максимально ориентированного на ожидания конечных потребителей. Нам важно иметь глубокое понимание потребностей и качественный сервис для наших традиционных клиентов-переработчиков в сегменте B2B. Мы не исключаем и возможных альянсов с другими участниками товаропроводящей цепочки для обеспечения эффективной работы всех каналов продаж.

Когда мы начнем работать на новом добывающем флоте, у нас практически не останется традиционного минтая-полуфабриката, в конечном итоге его доля не будет превышать десяти процентов. На новых траулерах в основном будет производиться филе первой заморозки, а также его производный продукт — минтаевая паста сурими. Сурими долго сохраняет замечательные свойства белка из минтая, удобно для дополнительной переработки, из него можно делать самые различные продуктовые формы (например, многим хорошо известные крабовые палочки).

Конечно, сегодня рыбакам пока еще выгоднее реализовывать на экспорт значительную долю продукцию в виде минтая-полуфабриката. Но зачем нам отправлять на дальнейшую переработку в Китай значительную часть вылова, если мы можем сами эффективно заниматься его переработкой и в перспективе оставить на российских предприятиях почти всю добавленную стоимость?

На наш взгляд, критерием оценки эффективной работы рыбной отрасли должна стать добавленная стоимость, точнее, ее долгосрочный стабильный рост. Когда пирог маленький, бывает трудно поделить его на всех желающих относительно справедливо. Начинаются лишние разговоры, будто кто-то на чем-то слишком много и быстро зарабатывает и это надо как-то перераспределить. Имеет смысл совместными усилиями сделать наш общий рыбный пирог больше. Если мы будем выпускать более ценную продукцию высоких переделов за счет эффективных инвестиций, должны значительно увеличиться валовой продукт отрасли, налогооблагаемая база и занятость. Это вполне выполнимая задача.

— А кто должен выступить катализатором, чтобы появились новые продуктовые формы?

— Больше всего в этом должны быть заинтересованы сами рыбаки. Мы уже не можем игнорировать тот факт, что канал между нами и конечными потребителями, в том числе отечественными, не работает эффективно. Ни переработчики, ни дистрибьюторы, ни торговые сети не смогут за нас или без нас сами решить эту задачу. И здесь очень нагляден пример одного из наших конкурентов — американской компании Trident, это мировой лидер по вылову минтая. Около двух лет назад они договорились с крупнейшей торговой сетью Walmart о совместной целевой программе продвижения минтая по всем штатам. И уже с октября прошлого года в 3800 магазинах этой сети разместили новые розничные продукты под своим брендом, которые оказались весьма успешными — доступными по цене, качественными и удобными для потребителей. По оценкам Trident, благодаря такой программе им очень быстро удалось создать дополнительный спрос только на территории США в размере от 40 до 50 тысяч тонн филе минтая. Это очень большая цифра — порядка десяти процентов мирового потребления. Представьте, что мы сделаем в России нечто подобное! Будем работать и над этим тоже.
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /