Вот и сегодня утром она начала критиковать, правда на этот раз не меня, а Андрея Школьникова, и высказала достаточно любопытную мысль:

«Переход к капиталистическому хозяйству знаменуется тем, что деньги становятся формой капитала, хотя капитал и не вытекает из природы денег».

С точки зрения здравого смысла это очевидно: деньги проявились задолго до капитализма. Но вот дальше мой критик пишет:

«Элита, любая — что «патриотичная, что "семейная", не соответствует не только воспроизводству капитала, но и самому капиталу, то есть — «активам».

Либо, если, как утверждают "теоретики власти", "Власть первична, деньги лишь инструмент. Если человек этого не понимает, то ему не место во власти", то тогда надо признать, что контроль может быть над территорией и людьми, как принято в феодальной эпохе, но посягать на капитал и контролировать его не получится.

Придется выбирать — или Капитал, но тогда нужно ему соответствовать, разбираясь в том, что такое капитал и как он воспроизводится, а если этого не понимать и ставить на первое место "власть", то тогда нужно смириться со своей отсталостью и бедностью, понимая свое законное третьесортное место во всеобщем табеле о рангах». 

Это замечательное место! Дело в том, что классическая марксистская концепция говорит о том, что политика — это концентрированное выражение экономки. Соответственно, получается, что политические отношения должны принципиально меняться со времен феодализма, чтобы отвечать изменившимся экономическим отношениям. А если мы вспомним концепцию «Лестницы в небо», то там все иначе: система управления построена даже при капитализме по феодальному принципу, а элитные отношения, так по еще более древнему, родоплеменному.

Вопрос: кто прав? И если правы мы (а любой, кто видел, как работает управленческая система, что в России, что в других странах, понимает, что уж по крайней мере в части системы управления экономикой все так и устроено, чистый феодализм), то почему ошибались классики марксизма?

Причин тут две. Первая состоит в том, что сами они опыта работы в системе управления государством не имели. При этом те из них, кто с этой системой сталкивался (Ленин, в том числе), могли вполне искренне считать, что это как раз остаточные проявления феодализма в чисто российской действительности. Но главное в другом: для них было принципиально важно объяснить классовый подход, и поэтому они все под него и подгоняли.

Я даже не буду спорить с классовым подходом: наличие собственности, приносящей прибыль, меняет психологию человека радикальным образом. Но к системе управления это может не иметь никакого отношения: система, она система и есть, она к собственности индифферентна. Другое дело, что если в обязательном порядке требовать, чтобы классовый подход был всюду, то возникают несоответствия. Собственно, именно в этом и была проблема марксизма в СССР, в котором он из науки превратился в догматическое учение.

Наша концепция власти естественным образом вытекает не только из личного опыта, но и из системы политэкономических отношений. Андрей Школьников очень хорошо это описывает в своем тексте: проблема тут в том, что попытка тотального контроля неминуемо ведет к снижению устойчивости управляющей системы, она становится слишком сложной и уязвимой для противников. И пусть эти противники на первом этапе принадлежат своему же классу, с точки зрения собственников потеря активов — она и есть потеря активов, этого допускать нельзя.

Но для любого читателя (и не только наших текстов) необходимо учитывать подобное обстоятельство: если вы сами говорите на каком-то языке, то автоматически вводите для себя некоторые ограничения. И их нужно учитывать и, по возможности, компенсировать. Потому что любой, даже чисто научный, не говоря уже об идеологизированных, язык создается для вычленения некоторой конкретной проблемы. Под нее он заточен, ее нюансы отражает. А все остальные вопросы он может описывать глубоко не адекватно.
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /