Вызов экуменизма и Всеправославное Совещание 1948 года

Введение

Одним из мощных и лукавых вызовов сегодняшнего дня мировому Православию в целом и нашей Русской Православной Церкви и России в частности является антихристианский проект экуменического движения. Часто можно услышать, что экуменизм сегодня – это периферийное явление на мировой политической арене, что за прошедшее столетие оно практически сошло «на нет», что экуменический энтузиазм 60-70 гг. XX века давно иссяк. Однако мы видим лишь смену риторики, технологий и политической окраски этого движения, но цели и задачи, поставленные творцами экуменического проекта, остаются неизменными, и атака на традиционное Православие и Русскую Церковь продолжается и приобретает новые формы.

Отношение к экуменизму как явлению религиозной и международной общественно-политической жизни напрямую зависит от понимания вопроса о границах Церкви. Отличия в ответах на данный коренной вопрос влекут за собой различные, вплоть до противоположных, подходы к взаимодействию с иноверцами и так называемыми инославными. Из догматически закреплённого единства Церкви как союза «Церкви воинствующей» (земной, странствующей) и «Церкви торжествующей» (небесной) следует невозможность её разделения на «ветви» и её доступная всем «видимость». Эти принципиальные обстоятельства опровергают утверждения так называемой «теории ветвей» и заблуждения о «невидимой церкви».

Церковь основана Господом Иисусом Христом для спасения искуплённого Его страданиями человеческого рода. При этом спасение невозможно вне Церкви, без участия в жизни Церкви, в таинствах. Следовательно, сообщества, не имеющие с Православием даже внешнего единства в исповедании веры (Символа веры), в таинствах и богослужении, в иерархическом преемственном епископате, в церковном устройстве и церковных канонах, не могут претендовать и на внутреннее единство с Православием – без действительного (не на словах) отказа от собственных вероисповедных заблуждений, возводящих между этими сообществами и Православием непреодолимую стену.

На этих основаниях решался вопрос о целесообразности участия Православной Церкви в экуменическом движении на Совещании предстоятелей и представителей Православных автокефальных Церквей, которое проходило 9-17 июля 1948 года в Москве. Тогда на вызов экуменизма православный мир ответил канонически строго и политически адекватно. Сможем ли мы сделать это сейчас?

Понятие экуменизма 

Понятие «экуменизм» (от греч. οἰκουμένη – обитаемая вселенная) разрабатывалось на Западе представителями христианского модернизма и масонства в начале XX века: лютеранским архиепископом Швеции Натаном Седербломом (1866–1930), руководителем  Христианской Ассоциации Молодых Людей (YMCA) Джоном Моттом (1865-1955), представителем «новой теологии» католицизма кардиналом-диаконом Ивом Конгаром (1904-1995). Исторической датой начала экуменического движения считается 1910 г., когда была проведена Всемирная миссионерская конференция в Эдинбурге, объявившей о необходимости объединения протестантских церквей всего мира. Возникнув первоначально в протестантской среде, экуменизм был официально признан Римо-католической церковью на II Ватиканском соборе в декрете Unitatis redintegratio («Восстановление единства») в 1964 г.

Одно из наиболее авторитетных святоотеческих определений экуменизма в XX веке дал прп. Иустин Челийский (Попович), охарактеризовав это учение как «всеересь»: «Экуменизм — это общее название всех видов лжехристианства и всех лжецерквей Западной Европы. В нем нашла свое отражение сущность всех типов гуманизма с папизмом во главе. Все же эти разновидности лжехристианства и все эти лжецеркви суть не что иное, как одна ересь подле другой. Их общее евангельское наименование — всеересь. Почему? Потому что на протяжении всей истории разные ереси отрицали или искажали отдельные свойства Богочеловека, Господа Иисуса Христа, а эти европейские ереси устраняют всего Богочеловека и на Его место ставят европейского человека»[1].

Однако в силу того, что экуменизм обнаруживает себя как сложное и многоуровневое явление религиозного, социально-политического и мировоззренческого плана, мы предлагаем более широкое определение этого понятия.

Экуменизм – один из феноменов западного проекта глобализации в XX веке, представляющий на разных уровнях своей реализации следующие явления:

1) модернистское учение о Церкви, которое с православной точки зрения является экклезиологической ересью (имеется в виду т.н. «теория ветвей» – branch theory);

2) религиозно-политическое движение, направленное на объединение всех христианских сообществ (шире – всех религий) в рамках единой международной организации;

3) форма постхристианского сознания, основанного на принципиальном отказе от признания единственности Истины в религиозной сфере.

Экуменизм как инструмент глобализации

На претензию экуменического движения играть определенную роль в международной политике, прикрываясь религиозной риторикой, однозначно указало Всеправославное Совещание 1948 г. в Москве, в Резолюции которого по проблеме экуменизма говорится следующее: «Направление своих усилий в русло социальной и политической жизни и к созданию «Экуменической Церкви», как международной влиятельной силы, есть как бы падение пред искушением, отвергнутым Христом в пустыне, и уклонение Церкви на путь уловления душ человеческих во мрежи Христовы нехристианскими средствами»[2].

Архиепископ Серафим (Соболев) и протоиерей Григорий Разумовский в своих докладах ясно представили связь экуменических конференций и масонских кругов. Ключевой фигурой этой связки они назвали одного из основателей Всемирного совета церквей (ВСЦ) – Джона Мотта – организатора международной «Молодёжной христианской ассоциации» (Young Men’s Christian Association, или YMCA, ИМКА), масона со стажем, входившего в близкий круг президента США Вудро Вильсона и посланного с особой экспедицией Э. Рута в революционную Россию для координации действий Временного правительства.

Именно Дж. Мотт поддерживал русских экуменистов в эмиграции, финансируя Свято-Сергиевский богословский институт в Париже, организуя издательскую деятельность YMCA-Press, вовлекая православную молодежь в экуменическую деятельность через Русское студенческое христианское движение (РСХД), поддерживая т.н. «евлогианский раскол» в русском зарубежье. «В его (Дж. Мотта – авт.) распоряжение Всеамериканский протестантский конгресс отпускает огромнейшие средства для мировой протестантско-масонской пропаганды… Отсюда понятно, кто стоит за экуменическим движением. За ним стоят исконные враги Православной Церкви – масоны», – заявил свт. Серафим (Соболев) на Всеправославном Совещании[3].

Прот. Григорий Разумовский, разбирая «17 пунктов» Дж. Мотта, предложенные им для образования ВСЦ на Амстердамской конференции 1948 г., выделил главную политическую составляющую экуменического проекта: ВСЦ  должен служить «интересам какой-то международной силы, составившей план (хотя бы и духовного) овладения миром при помощи многочисленного сонма так называемых церквей многоразличных наименований»[4].  По поводу пресловутой филантропии г-на Мотта (как и всей «гуманитарной» направленности экуменизма) в докладе о. Григория прозвучали духовно провидческие слова: «Гений д-ра Джона Мотта учел реальность в первых двух искушениях Иисуса Христа в пустыне врагом рода человеческого. Он сумел доказать выгодность превращения камней в хлеб, и раздает этот хлеб чрез все каналы»[5].

Современный экуменизм можно и следует рассматривать не только в религиозном ключе, но и политическом. Искусственное стирание и игнорирование вероучительных различий между религиями (конфессиями), что является отличительной чертой экуменизма, органично встраивается в политику конструирования новых идентичностей, которую проводят наднациональные органы управления.

Идея о столкновении цивилизаций, высказанная в начале 1990-х гг. классиком геополитики С. Хантингтоном, на современном этапе приобретает качественно новые черты. Все более явными становятся тенденции, направленные на слияние цивилизаций и размытие идентичностей, обеспечивающих устойчивое существование отдельных культурно–исторических типов.

Ближайшее будущее, каковым его видят институты глобального управления[6], неразрывно связано с концептом «глобального гражданства», активно продвигаемого в программах ООН, к примеру, в «Целях устойчивого развития», принятых в 2015 г. и задающих основные векторы развития мира до 2030 г. Согласно документу ООН, «глобальное гражданство» подразумевает «чувство принадлежности к более широкому сообществу и человечеству в целом. Оно ставит акцент на политической, экономической, социальной и культурной взаимных зависимостях и связях на локальном, национальном и глобальном уровнях»[7].

В гуманитарной сфере традиционные методы самоидентификации человека, в частности, религиозная, рассматриваются в качестве препятствия для построения глобального гражданства и объекта необходимого переформатирования.

Новые подходы к самоидентификации человека отчетливо прослеживаются в «Целях устойчивого развития». Особый интерес в данном контексте представляют методические рекомендации ЮНЕСКО по составлению школьных учебников[8]. Так, в них содержатся указания не обозначать религию в качестве заданной константы: «религии не должны представляться как единообразные и неизменяемые системы. Необходимо подчеркивать общие черты, которые свойственны религиозным и философским системам»[9].

С одной стороны, выстраивание образовательного процесса с акцентом на религиозном многообразии для поликультурных обществ, которым свойственен высокий уровень социальной мобильности, позволит избежать предвзятого и оценочного ранжирования религий, и, как следствие, снизить риски межконфессиональных напряжений. Цель такого подхода состоит в том, чтобы избежать конфликтов на религиозной почве. Однако ЮНЕСКО параллельно продвигает тезис о том, что в условиях глобализации нормативным является «опыт многообразия идентичностей»[10]. Иными словами, человек волен выбирать и менять свою религиозную идентичность исходя из сиюминутных предпочтений или складывающихся обстоятельств. Интересно, что в таком же ключе предлагается рассматривать и так называемую «гендерную» идентичность. Учащимся, согласно этому документу, необходимо помочь преодолеть «идею о предустановленных гендерных ролях, призывая их к размышлению о возможности социальных изменений»[11].

На первый взгляд, может показаться, что каждый человек действительно имеет право на «опыт многообразия идентичностей». Почему бы не побыть сегодня православным, а завтра католиком? Опасность состоит в том, что повышенная волатильность религиозной идентификации, как на индивидуальном, так и на коллективном уровнях, способствует трансформации ценностных и поведенческих императивов всего общества, вследствие чего происходит конституирование измененной социальной реальности[12]. В таком случае уместно говорить о технологиях социальной инженерии, которые могут задействоваться для решения разноплановых задач, в том числе в геополитическом контексте.

Экуменизм при этом является особой мировоззренческой матрицей, формируя новый подход для религиозной самоидентификации – «многообразия идентичностей». Он вполне оправдывает практику совместных служений представителей разных традиций, особенно для тех, кто попадает в инокультурную среду.

Еще одним примером того, как экуменизм встраивается в глобальную повестку дня, является последний доклад Римского клуба за 2017 г.[13] В данном документе интеллектуальные элиты Запада предлагают критику действующих принципов мироустройства и собственное видение будущего. В качестве одной из идейных основ для обустройства общества авторы выдвигают философскую доктрину, именуемую «Просвещение 2.0».  В ней особым образом выделяется роль и место немонотеистических (азиатских) религиозных традиций. Они, по мнению экспертов клуба, способствуют достижению в обществе гармонии и чувства равновесия (sense of balance), краеугольного камня для проекта «Просвещения 2.0», в большей степени, чем монотеистические религии (христианство, ислам и иудаизм), догматика которых не допускает возможности одновременной правоты и приемлемости двух противоположных позиций[14].

Иными словами, в качестве одного из преимуществ немонотеистических восточных религий приводится якобы отсутствие бинарных положений в их вероучительных системах. Выделяя восточный философский принцип инь-ян, авторы утверждают, что «Она (философия инь-ян – авт.) отражает мудрость в понимании того, что контрасты могут быть конструктивны. Эта мудрость отличается от превалирующих западной и исламской традиций, которые рассматривают контрасты в качестве предпосылки для выяснения того, что есть истина, и что является злом, что часто приводит к жестоким и насильственным конфликтам»[15]. Несколько упрощая содержащиеся в докладе критику монотеизма и пиар восточной духовности, прежде всего философского принципа инь-ян, тем не менее, есть основания говорить о стремлении членов клуба навязать новый тип мышления, одним из особенностей которого должен стать отказ от оценочных суждений, как «причины конфликтов и противоречий», и размытое представление о понятии истины.

Собственно, экуменизм также исключает оценочные суждения. К примеру, такое понятие как ересь, вполне свойственное богословскому словарю святых отцов, в рамках экуменического дискурса воспринимается как абсолютно неприемлемое и повод для конфликтов. Понятие истины также носит весьма спекулятивный и неясный характер.

Экуменизм, как феномен постмодерна, способствует расширению догматических границ в рамках отдельно взятой религиозной традиции, приводит к взаимопроникновению и синкретизации этих традиций,  усиливая тем самым неустойчивость религиозной идентичности. Он обладает всем необходимым потенциалом инструментария для продвижения программ, реализуемых международными институтами в настоящее время.

Проекты экуменизма

В современном экуменизме можно выделить несколько глобальных проектов.

1. «Глобальный Ватикан».

В этот проект входят как исторические формы унии с Ватиканом, так и современные формы «дружбы» с Римом: взаимное «снятие анафем», совместные декларации и сотрудничество в смешанных комиссиях по православно-католическому диалогу, обмен студентами духовных школ, различные программы по принесению общих святынь, практические акции по достижению большего взаимопонимания, мира и сотрудничества между людьми, исповедующими различные религии (община Тезе) и т.п.

Как отмечает известный специалист по ватиканской политике, историк, доцент МГИМО – О. Н. Четверикова, «это направление было искусно согласовано с новым гибким внешнеполитическим курсом американского руководства, направленным на реализацию тактики разложения изнутри социалистических стран через вовлечение их руководства в международный закрытый «круг избранных» и внедрение западной системы ценностей»[16].

Добавим, что одним из препятствий на пути к полной реализации этого плана – вовлечению Православной Церкви на постсоветском пространстве и в странах бывшего соцблока  в лоно «глобального Ватикана» – было и остается Всеправославное Совещание 1948 г. Ведь именно на нем были вскрыты истинные стремления Ватикана к глобальному доминированию в христианском мире. «Весь христианский мир и все истинно-верующие католики должны осознать, в какую пучину ведет их современное папство», – обращались к послевоенному Западу участники московского Совещания (Резолюция по вопросу «Ватикан и Православная Церковь»)[17]. В этом же документе были прописаны все догматические и канонические отступления Рима от Вселенского Православия, начиная с попрания постановлений Вселенских Соборов о неизменяемости Символа веры и заканчивая новейшими папскими «догматами» о непогрешимости понтифика и непорочном зачатии Девы Марии. Такие документы можно назвать истинным свидетельством Православия инославному Западу.

Напротив же, деятельность смешанных комиссий «по диалогу» на протяжении всей своей истории преисполнена не только туманными словами и размытыми формулировками, но и откровенной нечистоплотностью в самой работе. Примером этому могут служить «рекомендации» кардинала Иоанна Виллебрандса ватикано-константинопольской комиссии, которая готовила обоснование для «снятия анафем» между папой Павлом VI и патриархом Афинагором в 1965 г.: «Хотя Его Святейшество Папа предоставляет полную свободу обсуждения и внесения предложений Комиссии, его собственные рекомендации будут следующими: не пытаться пролить свет на все еще невыясненные подробности тех исторических событий и не анализировать их, но оздоровить обстановку, очищая память о прошлом»[18]. Как известно, следствием подобного «оздоровления обстановки» стали антиканоничные действия Фанара в виде совместных литургий римских пап и константинопольских патриархов, которые продолжаются до сего дня.

2. Всемирный совет церквей (ВСЦ).

Важным шагом к возникновению ВСЦ стало слияние двух ведущих экуменических движений первой половины XX в. – «Вера и церковное устройство» (Faith and Order) и «Жизнь и деятельность» (Life and Work) – на Эдинбургской конференции 1937 г. В состав единой экуменической организации постепенно вошли также «Всемирный альянс за международную дружбу через Церкви» (World Alliance for International Friendship Through the Churches), «Международный миссионерский совет» (International Missionary Council) и «Всемирный совет христианского образования» (World Council of Christian Education). В 1938 г. создается подготовительный комитет по созданию ВСЦ, генсеком которого становится известный экуменический деятель Виссерт Хуфт. Свою первую Ассамблею ВСЦ провел осенью 1948 г. в Амстердаме.

Всеправославное Совещание, проходившее в июле того же года в Москве, ответило решительным отказом в лице 10 Поместных Церквей на приглашение стать членами ВСЦ. «Сообщить «Всемирному совету церквей», в ответ на полученное всеми нами приглашение к участию в Амстердамской Ассамблее в качестве членов ее, что все Православные поместные Церкви, участники настоящего Совещания, принуждены отказаться от участия в экуменическом движении, в современном его плане», – говорится в Резолюции Совещания по вопросу «Экуменическое движение и Православная Церковь»[19]. На сходство ватиканской экспансии и протестантского проекта ВСЦ указал в своем докладе прот. Григорий Разумовский, назвав ВСЦ «всемирным коллективным папизмом»: «Протестанты ушли от римского папы и теперь стремятся к организации Всемирного Ватикана»[20].

Заметим, что постановления Всеправославного Совещания, на котором против членства в ВСЦ высказалось подавляющее большинство Православных Церквей, никогда не были официально дезавуированы и продолжают сохранять свою каноническую силу. Последующие вступления в ряды ВСЦ в 60-е гг. всех Поместных Церквей в одностороннем порядке, какими бы причинами (в основном сменой политического курса советского руководства при Н. Хрущеве) это ни было продиктовано, было проведено на уровне решений собственных Синодов или Архиерейских Соборов, что существенно понижает степень их авторитетности в общеправославном контексте. Отменить Резолюции Совещания 1948 г. может только аналогичный по статусу Собор Православных Церквей с самым широким представительством и каноническими процедурами принятия решений. Поэтому та ситуация, при которой сохраняется членство, например, Русской Церкви в ВСЦ, вынужденно вступившей туда в 1961 г. вопреки решению Всеправославного Совещания 1948 г., выглядит, с канонической точки зрения, неправомочной. Выход же Грузинской и Болгарской Церквей в 1997-1998 гг. из ВСЦ можно рассматривать как возвращение на каноническую почву в отношении к экуменизму, выраженном этими Церквями в 1948 г. перед лицом вселенского Православия. Русская Православная Церковь и другие Поместные Церкви должны проделать такой же путь и вернуться к тем антиэкуменическим решениям, под которыми подписывалась 70 лет назад.

3. Неоязыческий проект «New Age».

Это движение, направленное на объединение всех религий и культов включает в себя т.н. «нехристианский экуменизм», «межрелигиозные диалоги», «ассизские моления», религиозный синкретизм в различных проявлениях и практиках. Мы не будем подробно останавливаться на этом феномене, т.к. он является откровенным демонизмом, уничтожающим даже внешнее сходство с христианством. Наиболее ярко об этом проявлении «широкого экуменизма» как религии антихриста писал иером. Серафим (Роуз) в своей известной работе «Православие и «религия будущего».

Постхристианское сознание экуменизма

Экуменизм как система богословских взглядов, по нашему мнению, вторична по отношению к экуменическому сознанию. В этом коренное отличие экуменической теологии, наполненной, несомненно, всевозможными псевдохристианскими идеями и откровенными ересями, от «классического» лжеучения еретиков древней Церкви и средневековья. Ортодоксия и гетеродоксия прежних эпох жили в одной системе церковной ментальности: перед еретиком и православным стояла одна задача – доказать перед лицом Собора истинность одного учения и ложность другого. Экуменическое же сознание принципиально антицерковно, потому что с момента своего возникновения последовательно «выдавливает» представление об Истине из своей системы. Экуменическое сознание заменяет богословие.

Иеромонах Серафим (Роуз) писал в 70-е годы об экуменическом сознании как форме постмодернистского антихристианского дискурса: «Характерное для ереси экуменизма убеждение заключается в том, что Православная Церковь – не единственная Церковь Христова… что узкий путь спасения, о котором учат святые отцы Православной Церкви, всего лишь «один путь из многих» путей ко спасению; и что подробности верований человека во Христа столь же малозначащи, как и принадлежность к той или иной церкви»[21].

Размытое представление об истине приводит и к такому же размытому представлению о Церкви. Размывание границ Христовой Церкви как норма экуменической экклезиологии было зафиксировано в «Торонтской декларации» ВСЦ в 1950 г.: «Все христианские Церкви, включая Римскую Церковь, считают, что нет полного тождества между членством во Вселенской Церкви и членством в их собственной Церкви. Они признают, что есть члены Церквей «за стенами» ее, что они «равным образом» принадлежат к Церкви и даже что есть «Церковь вне Церкви» («Церковь, Церкви и Всемирный Совет Церквей» IV. 3)[22]. На несовместимость православной экклезиологии с экуменической жестко указывал свт. Серафим (Соболев) на Всеправославном Совещании 1948 г.: «Эта экуменическая точка зрения совершенно расходится с православным взглядом, который под единой Церковью всегда разумеет одних только истинно верующих православных людей. Наша Церковь никогда не считала еретиков входящими в ее состав… Очевидно, что экуменисты в своем учении о Церкви не признают над собой авторитета Вселенских Соборов»[23].

Новое постхристианское сознание в виде «общения» (intercommunion) и «диалогов любви» демонстрируют «православные» идеологи экуменического движения. Принципиальный отказ от догматического церковного сознания лежит в основе «евхаристической экклезиологии» экуменизма: «общая евхаристия» важнее единой и единственной Истины.  Как пишет один из крупнейших экуменических богословов и идеологов «константинопольского папизма» митрополит Пергамский Иоанн (Зизиулас), «целью соборов всегда было евхаристическое общение, и вероопределения вырабатывались и принимались как материал не для последующей богословской рефлексии, а для правильной ориентации евхаристических общин. Поэтому можно сказать, что вероопределения связаны с истиной не сами по себе, а только как славословие церковной общины». Православные догматы, по мнению митр. Иоанна, есть лишь «формы приятия, освящения, а также трансцендирования истории и культуры»[24].

Теологи и философы экуменизма целое столетие работали на размывание фундаментальных основ традиционного Христианства. К примеру, «богословие диалога» и философия персонализма до неузнаваемости (по сути кощунственно) трансформировали учение Великих каппадокийцев, представив  триадологический перихорезис (взаимообщение Ипостасей Св. Троицы) как основание для экуменических идей открытости, толерантности и равенства[25]. Как следствие – вновь отказ от внятного свидетельства Истины, адогматизм, единство «общения» без единства веры: «Неопределенность внешнего критерия истины представляет большую свободу для непредубежденного общения с иными культурами и религиями, избегая наносить ущерб друг другу через неразрешимые догматические вопросы»[26].

Ложное средостение между истиной и любовью, православным вероисповеданием и «вселенским христианством» постулировали и представители «парижского богословия» – русского эмигрантского течения, которое активно финансировалось масонскими кругами и продвигалось различными международными экуменическими организациями.

В 1933 г. в Париже был издан сборник «Христианское воссоединение: экуменическая проблема в православном сознании», в котором, в частности, Н.А. Бердяев противопоставлял «конфессиональную» истину «христианской» любви:  «Христианство есть не только откровение истины, но и откровение любви. И фанатически преданный своей конфессиональной истине нередко грешит против любви. Он не верен Христу, Который есть не только Истина, но также любовь, как путь и жизнь»[27]. В преданности «просто любви» прот. Сергий Булгаков доходит до того, что по-протестантски отделяет Священное Писание от его хранительницы и истолковательницы – Церкви, желая расширить рамки евангельской истины для каждого читателя: «Разве существует, в самом деле, особое, церковное изложение и истолкование Евангелия, которое раз навсегда определило бы собой, заключило бы в себе, исчерпало бы собой Слово Божие? Конечно, не существует и не может существовать, как не дано временному ограничить вечное. И не справедливее ли думать обратное, что искренние и благоговейные читатели Евангелия чрез то уже в Церкви, в Церкви единой, Евангельской»[28].

При этом во всей экуменической деятельности заметен недостаток любви самих экуменистов к своим единоверцам, которых они, вводя в соблазн, считают «фанатиками», «мракобесами», людьми с ограниченным кругозором. Об этом не побоялся в 1968 написать греческий богослов – архимандрит Епифаний (Феодоропулос) патриарху Афинагору после очередного демарша «любви» Рима и Константинополя: «Вы и Ваши последователи на все гласы поете тропарь любви… Но странно! Если Ваше сердце переполняет любовь так, что в нем берут начало полноводные, достигающие пределов Запада реки… в которых весело и комфортно плещутся еретики всех мастей, то почему же не находится в Вашем сердце несколько капель любви и для несчастных православных? Для тех из них, кто соблазняется, видя, как православный патриарх Константинополя преступает – во имя любви! – священные каноны»[29].

В итоге мы видим, что экуменизм, без сомнения, является «религиозным глобализмом». В таком случае единая религия должна говорить о единой общезначимой истине. Более того, эта истина должна в известной мере разделяться всем многообразным и сложным по составу человечеством. Предположим, истина уже найдена, и ею является «любовь», о которой как об основе межконфессиональных и межрелигиозных контактов говорят экуменисты. Но любовь (в экуменизме понимаемая скорее как толерантность) и истина разнятся. Любовь всегда свободна, произвольна и субъективна, а истина одна и «тоталитарна» в своем единстве (вспомним слова Христа об «истинных» вождях человечества: «Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники» (Ин. 10: 8)), другой истины не существует. Если истин много, то концепция истины автоматически фальсифицируется. Если истина фальсифицируется, то фальсифицируется и концепция любви. Однако данная проблема соотношения истины и любви полностью «снимается» экуменическим сознанием, уводящим своих последователей в равной степени и от Истины – Христа, и от любви – возвращения отпадших к Нему.

В экуменическом тупике

Сегодня становится всё более очевидным, что экуменическая политика Поместных Православных Церквей, включая многодесятилетнее участие во «Всемирном совете церквей» и диалогах с инославными, не привела к значимым результатам, к возвращению  еретических сообществ к Истине Православия. Более того, эта экуменическая политика (включая попытки унии, как в случае Баламандских соглашений) породила множество внутрицерковных соблазнов и нестроений, вплоть до расколов и распространения движения непоминающих. В связи с этим уместно вспомнить слова святого апостола Павла, который призывал не вводить в соблазн братьев: «не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (1 Кор. 8:13). Даже если допустить некоторую пользу от экуменических контактов, они подлежат устранению уже хотя бы в силу их соблазнительности. Тем более что удовлетворительных объяснений их необходимости, соответствующих Священному Писанию и святоотеческому Преданию, за многие годы так и не дано.

Таким образом, в результате экуменической политики единство с инославными оказалось недостигнутым, тогда как единство самой Православной Кафолической Церкви подверглось угрозам: как на межправославном уровне (поскольку одни Поместные Церкви участвуют в экуменическом движении, а другие нет), так и в пределах отдельных Поместных Церквей (включая Русскую Церковь) в связи с распространением раскольнических настроений.

Другим немаловажным соображением является то, что значительный объём ресурсов Церкви (финансовых, временных, организационных и прочих) уходит на бесплодную экуменическую работу вместо того, чтобы направить их на решение других собственно церковных задач (на внешнюю миссию, дела милосердия и т. д.). Русская Православная Церковь, в частности, вносит свою долю в бюджет «Всемирного совета церквей» (ВСЦ)[30]; весьма серьёзные суммы (в т. ч. на оплату авиабилетов и т. д.) уходят на участие церковных делегаций в заседаниях ассамблеи ВСЦ и других экуменических мероприятиях, тогда как, например, внешняя миссия Русской Православной Церкви (в т. ч. в странах Азии) осуществляется в условиях острого денежного дефицита, при этом принося очевидные плоды в виде сотен и тысяч обращённых ко Христу в Православие людей.

Странными выглядят обоснования, что экуменические встречи якобы являются формой внешней миссии, что на них осуществляется свидетельство неправославным об Истине. Странно, поскольку эта так называемая «миссия», избегающая обличения заблуждений еретиков, ведётся в комфортных условиях отелей и конгрессных центров высшего уровня, с фуршетами и прочим, не принося плода в виде новообращённых: наоборот, инославные укрепляются в своей правоте[31]. Тогда как реальная миссия связана с тяжёлыми разъездами по тем или иным странам, обличением заблуждений, часто с непосредственной опасностью для жизни и здоровья миссионера. И именно эта миссия, являющая прямым свидетельством об Истине Православия, приводит в Церковь многих инославных, в т. ч. католиков, протестантов и монофизитов.

Экуменическая подмена вселенского православного благовестия очевидным образом подрывает внешнюю миссию Церкви, то есть богозаповеданное свидетельство о Христе и Евангелии всем народам, согласно словам Господа (Мф. 28:19-20). Экуменическая «миссия» является, на самом деле, антимиссией, ведь экуменизм в теории и на практике предполагает отказ от взаимного «прозелитизма»[32], что подспудно подразумевает спасительность ересей и отсутствие необходимости проповедовать Истину Православия протестантам и другим инославным. Отказ от так называемого «прозелитизма» дополняется немыслимым для святых отцов совместным свидетельством нехристианскому миру, к парадоксальным совместным декларациям и усилиям православных с еретиками, участием в общих миссионерских конференциях и так далее[33]. Как отмечает современный богослов протопресвитер Питер Хирс, «то, что сегодня всё ещё выглядит невероятным для большинства православных христиан – миссионерское сотрудничество с инославными – никогда не было проблемой для православных экуменистов».

Сегодня участие Поместных Православных Церквей (включая Русскую) в экуменическом движении является историческим пережитком, источником постоянных соблазнов для верующих, значимым препятствием для развития православной миссии.

Учитывая вышеизложенное, представляется целесообразным выход Русской Православной Церкви и иных Поместных Церквей из экуменического движения, в т. ч. прекращение членства в ведущих экуменических организациях (ВСЦ, КЕЦ[34] и пр.), и переориентация церковных усилий (прежде всего, работы церковно-административных структур, включая синодальные) на межправославное взаимодействие и развитие православной миссии. Как считает протопресвитер Питер Хирс, «путь из тупика этой экуменической экклезиологии и миссии – которые больше разделили Православную Церковь, нежели укрепили её – есть путь православной миссии». Это миссия в святоотеческом духе, бескомпромиссная, аскетичная, «миссия в традиции апостолов Петра и Павла, свв. Кирилла и Мефодия, св. Стефана Пермского, св. Космы Этолийского, св. Иннокентия Аляскинского».

Концепция внешних церковных связей должна быть пересмотрена: основной акцент в ней необходимо сделать на укреплении межправославных связей, т. е. отношений между Поместными Православными Церквами. Ведь именно о единстве своих учеников, т. е. православных христиан, молился Господь накануне Своих Страстей (Ин. 17:21-23). К сожалению, межправославные отношения сегодня непростые, между разными Поместными Церквами существуют значительные противоречия, связанные в том числе с экуменическим фактором. Эти разногласия служат соблазном для внешнего мира, особенно на фоне монолитной, персонифицированной и жёстко иерархичной системы римо-католицизма. К сожалению, текущая ситуация в межправославных отношениях (при наличии, конечно, и множества позитивных примеров и тенденций) свидетельствует о недостаточном осознании православными (как на уровне иерархии, так и простыми верующими) кафоличности Церкви и её вселенской миссии. Усиление межправославного взаимодействия укрепит это кафоличное сознание, усилит вселенское братство православных христиан, проявляющееся в том числе в конкретных делах.

Что делать?

В практической плоскости представляется целесообразным предложить в отношениях с инославными следующие шаги:

1. Выход Русской Православной Церкви из экуменического движения. При этом в случае обоснованной необходимости и с учётом соблюдения канонических установлений Церковь может сохранить статус наблюдателя в основных экуменических организациях. С точки зрения внутрицерковной ситуации выход из экуменического движения усилит авторитет священноначалия, будет способствовать укреплению единства Церкви, преодолению расколов и зилотских настроений среди части верующих.
2. Приведение межконфессионального взаимодействия в соответствие с православными каноническими нормами, в т. ч. строгое пресечение совместных молитв православных с инославными. При этом межконфессиональный диалог должен осуществляться на строго апостольских, миссионерских началах, с открытым свидетельством о еретических заблуждениях, в духе смирения и любви.
3. Пресечение или ограничение с учётом необходимости сохранения чистоты Православия вторичных форм экуменического межконфессионального взаимодействия, включая академический обмен православных и католических духовных учебных заведений, совместные научно-богословские, социальные, благотворительные, культурно-религиозные инициативы, в том числе проводимые в рамках деятельности модернистских, униатских и прочих прокатолических организаций (община «Тэзэ», общество «святого Эгидия», фонд «Покровские ворота» и т. д.).
4. Пресечение совместных миссионерских инициатив с инославными.

В плане укрепления межправославного взаимодействия, на наш взгляд, необходимо:

5. Проведение на регулярной основе собора Поместных Православных Церквей (Всеправославного Собора). При этом подход к организации такого собора должен быть основан на верности Евангелию и святоотеческому Преданию, учитывать позицию всех Поместных Церквей[35]. В этом плане уместна актуализация московского Всеправославного Совещания 1948 года, которое своей верностью святоотеческому Преданию разительно отличается от критского собрания 2016 года. Нужно серьёзное межправославное обсуждение итогов московского совещания, научное издание его деяний, популяризация его итогов на основных языках православного мира. Следует напомнить слова Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I на закрытии Всеправославного Совещания 1948 г.: «Я выражаю надежду, что это не последнее Совещание наше, не последнее собрание Единоверных Православных Церквей, и надеюсь, что это только начало общих собраний Православных Церквей для совместного решения постепенно назревающих общецерковных вопросов».
6. Увеличение количества и статуса межправославных совещаний, конференций и т. п. мероприятий, придание им регулярного характера. Создание международного (межправославного) союза православных богословов-традиционалистов с целью защиты святоотеческого Предания. В Москве, например, можно провести первую богословскую конференцию традиционалистской направленности и придать ей регулярный статус.
7. Развитие иных форм межправославного взаимодействия, в т. ч. академического обмена, совместных научно-богословских, социальных, благотворительных, культурных инициатив, взаимного паломничества и т. д. Также можно предложить создание и развитие межправославных мультиязычных информационных ресурсов традиционалистской направленности, в том числе специализирующихся на теме всеправославного процесса, альтернативного константинопольскому глобализму.

В части развития миссионерского служения нужно:

8. Усиление и системное развитие церковной внешней миссии, в т. ч. создание новых миссионерских школ и семинарий, восстановление Православного миссионерского общества (по примеру того, которое существовало в Российской империи), организация миссионерских экспедиций в разные страны мира с целью основания там православных общин, создание Музея истории православной миссии, проведение иных просветительских акций (например, недели внешней миссии, по примеру Элладской Православной Церкви) и т. д.
9. Развитие межправославного взаимодействия в деле миссии, в т. ч. проведение регулярной всеправославной миссионерской конференции, создание межправославного союза православной миссии, обмен опытом в данной сфере, объединение миссионерских усилий Поместных Церквей в конкретных странах мира.

Следует отметить, что возможные возражения относительно выхода Православной Церкви из экуменического движения, апеллирующие к угрозе «изоляции» и т. п., видятся необоснованными, учитывая, что выход из экуменического движения укрепит внутреннее единство Церкви и поможет Поместным Церквам переориентировать внешнецерковные усилия на подлинно апостольское свидетельство неправославным.

Заключение

Как известно, 1948 год стал годом не только созыва Всеправославного Совещания в Москве, но и I Ассамблеи ВСЦ в Амстердаме. Православным 70 лет назад было предложено выбрать один из путей существования Церкви в современном мире: сплотить духовное единение друг с другом и, сохраняя собственную идентичность, свидетельствовать о Православии на строго канонических и святоотеческих принципах или же, растворяясь в экуменическом движении еретиков, раскольников, открытых язычников и извращенцев, приспосабливаться под условия апостасийного мира, диктуемые интересами глобалистских элит. Тогда в послевоенной советской Москве после того, как была одержана победа над одним из бесчеловечных глобалистских проектов – Третьим Рейхом, большинство Православных Церквей отказалось участвовать в другом проекте «мирового господства» – pax americana – религиозным компонентом которого стал экуменизм. Увы, история потом сложилась иначе, и многие представители Поместных Церквей – участниц московского Совещания – перешли в этой духовной «холодной войне» на сторону Запада. Многие Церкви и, в первую очередь, наша Русская Церковь были принуждены к этому близоруким (а подчас просто компрадорским) политическим руководством. Но решения Всеправославного Совещания 1948 года никто не отменял. Они по сей день остаются единственным авторитетным каноническим основанием для всех Поместных Церквей, подписавших Резолюцию об отношении к экуменизму, для выхода из ВСЦ и кардинальному пересмотру внешнецерковных отношений с инославными организациями, которые за истекшее экуменическое столетие почти потеряли даже внешнее сходство с христианством. Семидесятилетний юбилей Всеправославного Совещания 1948 года заставляет нас поставить острый и наболевший вопрос: не пора ли вернуться к каноническим нормам в отношении экуменизма?

[1] Иустин (Попович), преп. Православная Церковь и экуменизм. М., 2006. С. 194

[2] Журнал Московской Патриархии (специальный номер), 1948. С. 26

[3] Серафим (Соболев), архиеп. Надо ли Православной Церкви участвовать в экуменическом движении? // Он же. Об истинном монархическом миросозерцании. Статьи и проповеди. СПб., 1994. С. 120-121

[4] Григорий Разумовский, прот. Русская Православная Церковь и экуменическое движение //  Деяния Совещания Глав и Представителей Автокефальных Православных Церквей в связи с празднованием 500-летия Автокефалии Русской Православной Церкви. 8-18 июля 1948 года. В 2 томах. Т. 2. М., 1949.  С. 165

[5] Там же. С. 167

[6] Под институтами глобального управления подразумеваются международные организации по линии ООН, финансовые структуры Бреттон-Вудской системы, неформальные организации-клубы (например, Римский клуб)

[7] Measuring Global Citizenship Education. A Collection of Practices and Tools. 2015, Р. 3

[8] Making Textbook content inclusive: A focus on Religion, Gender, and Culture, 2017

[9] Там же. Р. 14

[10] Там же

[11] Там же

[12] См. напр.: Астахова Л.С., Бухараев Я.В. Трансформация оснований религиозной идентичности в современных обществах // Бюллетень центра этнорелигиозных исследований: научное издание. №1 – Санкт–Петербург, 2016

[13] Ernst von Weizscker, Anders Wijkman. Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Club of Rome, 2017.

[14] Там же. Р.93.

[15] Там же. Р.95

[16] Четверикова О. Н. Оборотни или Кто стоит за Ватиканом. М., 2018. С. 173

[17] Журнал Московской Патриархии (специальный номер), 1948. С. 24

[18] Томос Агапис. Ватикан – Фанар (1958-1970). Брюссель – М., 1996. С. 133

[19] Журнал Московской Патриархии (специальный номер), 1948. С. 26

[20] Григорий Разумовский, прот. Русская Православная Церковь и экуменическое движение // Деяния Совещания… Т. 2.  С. 166

[21] Серафим (Роуз), иером. Православие и «религия будущего». Рига, 1992. С. 160

[22] «Торонтская декларация» 1950 года // http://www.ortho-hetero.ru/doc-ecum/51(дата обращения: 24. 05. 2018)

[23] Серафим (Соболев), архиеп. Надо ли Православной Церкви участвовать в экуменическом движении? С. 110

[24] Иоанн (Зизиулас), митр. Бытие как общение: Очерки о личности и Церкви. Пер. с англ. Д.М. Гзгзяна. М., 2006. С. 115-116

[25] Завершинский Георгий, свящ. Богословие диалога: персональный подход // Церковь и время. № 4 (25), 2003. С. 100-102

[26] Там же. С. 104

[27] Бердяев Н.А. Вселенскость и конфессионализм // Христианское воссоединение: экуменическая проблема в православном сознании. Сб. статей. Париж, 1933. С. 87

[28] Булгаков Сергий, прот. У кладезя Иаковля (Ин. 4-23). О реальном единстве разделенной церкви в вере, молитве и таинствах // Христианское воссоединение… С. 28

[29] Епифаний (Феодоропулос), архим. Две крайности: экуменизм и зилотство. Пер. с греч. иером. Агафангела (Легача). М., 2006. С. 27

[30] Согласно последнему доступному финансовому отчёту ВСЦ, в 2016 г. Русская Церковь внесла в бюджет ВСЦ в качестве членского взноса 10035 швейцарских франков, что эквивалентно 634 тыс. рублей по курсу на 31 мая 2018 года (см. отчёт ВСЦ: https://www.oikoumene.org/en/resources/documents/other/wcc-financial-report-2016). Хотя эта сумма в общецерковных масштабах незначительна, а в бюджете ВСЦ составила лишь 0,3% от всех взносов, очевидно, она могла бы быть вполне значима для развития миссии в той или иной конкретной стране или местности. Известно, например, что на Филиппинах или в Индии вполне достаточным для успешной работы является месячное жалованье катехизатора в размере всего нескольких тысяч рублей.

[31] При этом у православных (прежде всего, непосредственных участников экуменической политики) вследствие «экуменической открытости» формируется теплохладное, пренебрежительное отношение к Истине, к канонам и святоотеческому наследию, что в том числе приводит к прямому нарушению канонических запретов на совместную молитву с инославными (например, как это было в январе 2018 г. в Москве в рамках ежегодной католической «Недели молитв о единстве христиан») и тех ограничений, которые содержатся даже в предельно дипломатичных общецерковных документах. В этом плане также разрушительной для православного самосознания является политика академического обмена между православными и католиками, когда православных семинаристов отправляют обучаться в римо-католические заведения.

[32] Заметим, что на заре экуменического движения на межконфессиональной миссионерской конференции 1920 г. от имени Православной Церкви профессор Гамилькар Аливизатос (1887-1969), известный идеолог экуменизма, предложил «остановить прозелитизм между христианскими церквями и обеспечить взаимопонимание между ними для ведения христианской миссии среди нехристианских народов».

[33] Из недавних примеров такого рода можно отметить, например, всемирную миссионерскую конференцию ВСЦ в Танзании в 2018 г., в которой участвовали православные и приветствия которой направили Вселенский Патриарх Варфоломей и Александрийский Феодор. Есть примеры, связанные и с Русской Церковью: например, инициатива о создании совместного православно-католического миссионерского портала в Южной Америке.

[34] Отметим, что Русская Православная Церковь вышла из «Конференции европейских церквей» (КЕЦ).

[35] К сожалению, идея Всеправославного Собора оказалась дискредитирована Критским собором 2016 г., который не стал ни всеправославным, ни «великим и святым». Сами принципы его организации были чужды православной традиции. Однако, этот неудачный опыт не говорит о том, что сама по себе идея всеправославного обсуждения и решения важных для Церкви вопросов напрасна и не нужна.

/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /