— Какой сейчас основной вызов для страны?

— Я считаю, что это цифровая экономика. Здесь мы должны сделать все, и у нас есть сейчас еще и возможности, и силы, и время, и знания, чтобы не отстать навсегда, а по крайней мере быть на уровне, а может быть, даже где-то опережать своих конкурентов. И здесь очень многое зависит в том числе и от нас.

— «Ростех» — один из основных исполнителей нацпроекта «Цифровая экономика». Владимир Путин говорил: кто завладеет искусственным интеллектом, тот станет властелином мира. Вы планируете претендовать на этот статус?

— Господство в стране и мире? Это не самоцель. Но страна должна претендовать на лидерство в высоких технологиях — это без сомнений. Искусственный интеллект дает множество возможностей. «Ростех» делает много для развития таких технологий — и на уровне конкретных разработок, и в концептуальном плане.

Ключевые компании заключили с правительством восемь соглашений о развитии высоких технологий в конкретных областях, из них четыре — с «Ростехом». Это распределенный реестр, интернет вещей, квантовые сенсоры и беспроводная связь пятого поколения. В этих сферах мы будем даже не идти, а бежать вперед. Это сочетается с нашей стратегией до 2025 года, где заложен переход от «железа» к «интеллекту». Развитие этих областей — это наш рост в будущем.

 — «Ростех» курирует производство российского оборудования для сетей 5G. К какому сроку можете запустить производство? Оборудование уже есть?

— Технологии имеются, мы можем это оборудование произвести. У нас уже есть наработки, и я думаю, что в 2022–2023 году мы сможем создать опытную сеть в одном из регионов. Наша задача на сегодня заключается в том, чтобы представить стратегический план создания 5G в России.

— Переговоры с другими странами по технологиям 5G вы не ведете?

— Ведем, но при условии, что в любом случае это должно быть локализованное оборудование. Отдельные модули или комплектующие должны производиться полностью здесь. Иначе смысла не будет, и мы опять будем полностью зависеть от внешнего производителя. Понятно, что договариваться с Европой или Америкой сейчас почти невозможно, там мало конструктива. Восточная Азия — вполне...

— Huawei после их проблем в США входит в число возможных партнеров?

— Да, входит, конечно. Но в обсуждениях с ними мы ставим обязательное условие, что локализация должна быть в России. Друзья друзьями, а безопасность все-таки превыше. Ведь когда мы им вооружение поставляли, они тоже настаивали на полной локализации.

Мы вели переговоры с Huawei и по другим направлениям, в частности по созданию систем хранения больших данных. Но сейчас это уже не так актуально, благополучно сделали все сами.

— Будет ли «Ростех» участвовать в производстве оборудования для исполнения закона о суверенном Рунете? Такие законы не оставят страну в изоляции?

— Изоляция — это миф. Не надо путать понятия закрытости и обеспечения суверенитета, в том числе в сфере технологий. Речь идет не о закрытии интернета, а о создании резервных систем — на случай, если они понадобятся. Но создавать самим себе условия для изоляции никто даже не думает. Мы всегда открыты для сотрудничества и продолжаем работать со всеми партнерами, в том числе и американскими. Не закрываемся, забор не выстраиваем. Прекрасные примеры — Boeing и Airbus, которые продолжают с нами работать по титановой продукции. Много таких примеров.

—То есть оборудование для исполнения закона о суверенном Рунете вы делаете?

— У нас есть технологии, которые позволяют это оборудование создать, но пока такой задачи не стоит. Закрыть полностью от всего мира страну технически невозможно. Это будет стоить очень больших денег, и нужно много сил потратить на это.

Мы должны работать над тем, чтобы создать свою Сеть, которая будет работать по крайней мере в области обороны, безопасности, чтобы не могли повлиять извне на работу стратегических объектов. Не могли, допустим, выключить атомную станцию или отключить системы связи. Но, думаю, до такого не дойдет — это уже война.

Не только российские спецслужбы знают, что у вас в телефоне

— С помощью технологий «Ростеха» вы можете отслеживать уже почти все действия человека? Можете узнать содержимое моего смартфона?

— Спецслужбы уже могут. Перед «Ростехом» такая задача не ставится, мы этого делать не будем.

— Ваши камеры распознают лица прохожих, отслеживают передвижения по дорогам и т.д. Есть ли у «Ростеха» планы по созданию базы с информацией о каждом россиянине?

— Перед нами такой задачи не стоит. У нас есть системы распознавания человека по лицу, они использовались во время чемпионата мира по футболу и очень эффективно работали. Задержали достаточно много криминальных людей, которые были в розыске, в том числе и в международном. Мы поставляем ее для правительства Москвы — сейчас система подключена к 1500 камерам.

Обсуждаем с руководителями многих городов установку наших систем в местах массового скопления людей и в поездах. Камера может фиксировать лицо, и если человек в розыске, то тут же пойдет сообщение на ближайший пост полиции. Вы камеры просто не замечаете, они везде стоят — в подъездах, в магазинах. Но база данных, отмечу, находится не у нас, а только у соответствующих структур — полиции, например.

— С какими городами вы обсуждаете внедрение камер?

— Мы уже работаем с несколькими крупными городами, помимо Москвы среди них Нижний Новгород, Самара, Альметьевск, Кемерово, Рязань. Есть еще несколько сопоставимых по численности населения городов, где идут пилотные проекты. В Москве до конца года будет объявлен конкурс — в нем будет участвовать в том числе наша компания NtechLab.

— Вас не пугает тотальный контроль над человеком?

— В Монако вообще полиции не видно, но камеры стоят везде. Если человек нарушил правила дорожного движения, его могут догнать полицейские и наказать. Не требуется, чтобы полицейский стоял у каждого подъезда. Все обеспечивается техникой. Людей в Монако это не беспокоит. Наоборот, все довольны, что безопасность обеспечена.

— Приватности больше нет?

— В будущем все сложнее будет говорить о приватности, к сожалению. Не только российские спецслужбы знают, что у вас в телефоне, но и иностранные.

— Как вы относитесь к опасениям по поводу искусственного интеллекта, фильмам о восстании машин?

— Книги фантастические читал. Еще каких-то 150 лет назад Жюль Верн писал про подводные лодки и полеты на Луну — все считали, что этого не может быть. Здесь то же самое. Конечно, если бесконтрольно делать, то и восстанием машин все может обернуться. Нужно этот процесс контролировать.

— Вы готовы сами полностью перейти на систему «Умный дом»? Сесть в беспилотное вертолетное такси?

— У моих знакомых есть фирма в Лондоне. Они создали беспилотный автобус и беспилотный вертолет, который подлетает, забирает вас, переносит на запланированное место. Машина опускается и дальше едет сама.

Плюс они еще сделали автомобильные гонки, в которых участвуют машины-роботы. Нормальный гоночный автомобиль, как в «Формуле-1», только пилота нет. И здесь уже соревнуются не пилоты, а производители техники. (Под описание подходит компания Arrival бывшего замминистра связи и экс-гендиректора Yota Дениса Свердлова. — РБК). Рано или поздно и у нас будет то же самое производиться. Мы, кстати, уже сделали беспилотный автобус, очень симпатичный, на КамАЗе, ездит в Иннополисе.

— Машины вытеснят человека с рабочих специальностей?

— Нет, я думаю, что рабочие специальности просто будут более квалифицированные. Все равно люди понадобятся для того, чтобы в том числе обслуживать роботов и производить их. Может, придет время, когда они сами будут себя производить, сами себя ремонтировать, но до этого еще далеко. Наверное, сократится рабочая неделя, будем отдыхать.

ОАК и Уралвагонзавод — не подарки

— «Ростех» называют магазином активов. Какой следующий на продажу?

— Мы не магазин, а скорее реанимационная, где активы поднимаются на ноги. Они приходят в очень разном состоянии, и наша первая задача — провести их оздоровление, создать условия для продажи, а потом уже искать кого-то с деньгами и компетенциями, кто совместно с нами будет актив развивать.

Первый актив, который мы получили, был АвтоВАЗ. Привели его в порядок, нашли подходящего партнера и потихонечку стали ему продавать. Сегодня наша доля в СП — 32,4%, остальное в собственности Renault. Раз они остаются и продолжают развивать АвтоВАЗ, значит, для них это интересно и они пришли в Россию не просто на время, а заинтересованы в создании конкурентного продукта и в конце концов — в получении дивидендов.

Lada стала совершенно другим автомобилем по сравнению с тем, что было шесть-семь лет назад. Сегодня это современная машина, нисколько не уступает европейским, корейским, американским автомобилям подобного класса.

Потом началось партнерство КамАЗ и Daimler. Потом привлекли инвесторов в концерн «Калашников». В «Вертолетах России» пока мы продали 12,5%, еще столько же пока держим. Рынок не совсем благоприятный для того, чтобы продавать такой хороший актив. Переговоры ведутся, но пока нас не очень устраивают условия.

По «РТ-Химкомпозит» вопрос прорабатывается. Мы планировали продать 49%, но в принципе готовы и контрольный пакет продать, если предложат хорошую цену.

Почти в половине наших холдингов на сегодня пакеты акций либо уже проданы частным партнерам, либо находятся в стадии продажи.

— Постоянно говорят, что «Ростех» хочет еще что-то присоединить. Нет таких планов в отношении, например, ОСК или «Алмаз-Антей»?

— Нам достаточно того, что мы получили в последнее время. Это и находящийся в тяжелейшей ситуации концерн «Тракторные заводы», и ранее присоединенный Уралвагонзавод, сейчас ОАК. Это далеко не подарки, с ними нужно работать, и требуются достаточно большие финансовые и другие ресурсы. Поэтому говорить о присоединении каких-то новых активов я бы сейчас не стал.

Мы же не просто так берем и присоединяем тот или иной актив, он должен соответствовать нашему профилю. С ОСК или «Алмаз-Антей» у нас мало общего. ОАК было логично присоединить, потому что практически 70% всех комплектующих для самолета производят наши предприятия. Это и двигатели, и материалы, и авионика, агрегаты, шасси — практически весь самолет.

— У вас есть пересечения с группой ГАЗ, у которой сейчас проблемы из-за санкций. Не планируете помогать, входить в капитал?

— Дело в том, что там уже есть хозяин. Олег Владимирович Дерипаска просто так дешево ничего не отдает. Поэтому вряд ли. У нас были с ним совместные предприятия: Тутаевский и Ярославский моторные заводы. Но мы разошлись, обменялись акциями. Оставили себе полностью весь Тутаевский моторный завод, отдав ему акции Ярославского. У нас очень много пересечений, конфликты нам не нужны.

Думаю, придем к расширению «Платона»

— ГЛОНАСС-ТМ, компания «Ростеха» и Игоря Ротенберга, намерена построить федеральную сеть интернет-вещей за 53 млрд руб. Компания претендует на то, чтобы стать исполнителем по проекту строительства системы связи на транспортной инфраструктуре?

— В общем, да. Эта система нужна для передачи телеметрической информации с объектов транспортной инфраструктуры и транспортного комплекса. Прежде всего на железной дороге, где-то — по водному транспорту. Сеть связи охватит, например, БАМ, Транссиб, Северный морской путь, внутренние водные пути, федеральные автодороги, проходящие через малонаселенные районы. Там нет сплошного покрытия сетями сотовых операторов. По автомобильным дорогам у нас еще есть ГЛОНАСС-БДД, они будут работать совместно.

— А как в целом вам сотрудничество с Игорем Ротенбергом? Удобный партнер?

— Я могу сказать, что даже очень эффективный. Мы с ним делали «Платон». Сколько шуму было. А зря, на собранные с большегрузов деньги уже построено 2700 км дорог, 30 мостов построено на месте старых, которые были перекрыты из-за аварийного состояния.

— Будете переводить систему «Платон» на региональные дороги?

— Думаю, все равно мы к этому придем. Местные власти, губернаторы многие говорят: «Давайте мы то же самое сделаем у нас». Дороги разбиваются грузовыми машинами — хотя бы деньги платили за это. Разговоры идут, но конкретики пока нет.

Никто завтра не придет на завод, не повесит на ворота замок и не скажет: «Все, гуляйте, свободны»

— У вас около полумиллиона сотрудников. Планируются ли сокращения и в каком объеме?

— Мы сейчас получаем предприятия ОАК и понимаем, что мощности переизбыточны. Допустим, если говорить о транспортной авиации: выпускается самолетов не так много, выручка транспортного кластера — 18 с небольшим миллиардов. А фонд заработной платы — 17 млрд. Все уходит на зарплату, налоги и так далее, они в минусе в итоге. Мы сейчас завершим физически получение всех активов ОАК, тогда будем принимать решение, что дальше делать.

— Будут ли сокращения в моногородах?

— У нас 21 градообразующее предприятие. И конечно, они должны развиваться. Когда мы получили АвтоВАЗ, он был в тяжелейшем состоянии, но о закрытии речи не шло — Тольятти просто развалился бы.

В «Ростехе» сегодня нет ни одного предприятия, где была бы задолженность по зарплате перед работниками. Если возникает предкризисная ситуация — есть подразделение, которое занимается антикризисными вопросами, финансовым оздоровлением и смотрит, что с этим предприятием можно сделать: либо диверсифицировать, заняться каким-то другим производством, либо сократить какую-то часть людей, но не на улицу, а посмотреть возможность их трудоустройства на других предприятиях или в близлежащих городах.

В 2005 году мы только пришли на АвтоВАЗ, там было около 140 тыс. работников. Сегодня — 45 тыс. Представляете? Сокращение почти на 100 тыс. Но не было никаких проблем, выступлений, демонстраций. Мы часть переучили. Для этого создали специальное учебное заведение, которое давало возможность получить новую профессию. Для других искали возможность переселить в другие места, поближе к тому же КамАЗу. Нашли другие производства, где люди могли бы трудоустроиться, и все прошло спокойно.

— Больше резать штат на АвтоВАЗе не придется?

— Мы не планируем. Сейчас это уже необходимый и достаточный коллектив, который должен работать и выпускать автомобили. То же самое будет и с ОАК. Никто завтра не придет на завод, не повесит на ворота замок и не скажет: «Все, гуляйте, свободны». Нет, конечно! Мы будем все это продумывать, смотреть, как сделать, советоваться с местными руководителями. Будем искать возможности их трудоустройства, обучать людей новым профессиям.

— Предварительно вы уже понимаете, сколько предприятий ОАК и какое количество человек придется сокращать?

— Пока трудно сказать. Все зависит в конечном счете от спроса на самолеты. И это тоже наша задача — сделать конкурентоспособный продукт и найти на него покупателя. Если мы будем строить большое количество самолетов, как в Советском Союзе, тогда, конечно, мощности будут максимально задействованы. Начали с сокращения административного аппарата, он слишком большой. Квалифицированный конструкторский и инженерный состав это не затрагивает.

— А главу ОАК менять намерены?

— Речь об этом сейчас не идет. Мы думаем над тем, чтобы разделить ОАК — предварительно на три части: гражданскую, военную и транспортную. И в каждом кластере необходим руководитель. В перспективе мы хотим потом еще присоединить «Вертолеты России» и создать большой авиационный холдинг.

— Вы говорили ранее о большом количестве простаивающих мощностей и неиспользованных территорий ОАК в Москве. Вы будете их продавать? Вели переговоры с властями города?

— Да, есть площадки, о которых мы можем сегодня уже рассказать. В районе Беговой в Москве миговские большие площади производственные, которые сегодня не задействованы. Скорее всего, будем их продавать.

— Продавать городу?

— На аукционе, по рыночной цене. Пригласим всех желающих.

У Superjet есть «детские болезни»

— Вы недавно у президента попросили более 300 млрд руб. на ОАК. На что пойдут эти деньги?

— Был разговор о том, что надо в целом пересчитать модель корпорации, с учетом ОАК. Есть кредиты, 530 млрд, которые фактически невозвратные, они были получены еще в конце 1990-х, в начале 2000-х годов. Из них 350 млрд приходится на ОАК. Понятно, что вернуть их предприятия в те времена не могли, доходов тогда не было. Единственное, на что хватало, — оплачивать процентные ставки. За годы эти кредиты уже возвращены, наверное, по второму, по третьему кругу.

Поэтому я обратился к президенту с тем, чтобы пояснить, что мы эти кредиты никогда не вернем, но они на нас таким большим хомутом висят. Ежегодно все предприятия «Ростеха», вместе с ОАК, платят 100 млрд руб. только одних процентов по таким кредитам. При этом наша прибыль в прошлом году — всего 128 млрд. В ОАК прибыли вообще нет, там убытки одни. Президент дал поручение финансовому блоку подумать, что с этим делать.

Для того чтобы дальше развиваться, мы сначала закроем кредиты, избавимся от пустующих лишних площадей, сократим избыточные управленческие штаты, будем выпускать какое-то количество техники. Все зависит от того, сколько наши авиакомпании будут покупать, как будет развиваться экспорт...

— А сколько они хотят купить?

— Несколько лет назад мы подписали контракт по МС-21 на 50 машин. Что такое 50 машин? По-хорошему это работа на год, и то влегкую. А если по-серьезному развивать предприятия, нужно, чтобы заказы были на сотни машин. Или, допустим, Superjet. Правда, мы сейчас договорились и, надеюсь, в ближайшее время подпишем с «Аэрофлотом» контракт на 22 самолета.

— Несмотря на их публичные заявления, что они недовольны Superjet?

— Ну что значит недовольны? У Superjet есть, конечно, «детские болезни», они отрабатываются и со временем пройдут. Но для уверенной работы нужен спрос.

Потом еще проблема какая была? Сервис. Сервисное обслуживание самолетов — это предмет солидарной ответственности, огромная роль тут принадлежит самой авиакомпании. Boeing или Airbus же не приезжают и не ремонтируют свои самолеты — есть отдельные компании, которые занимаются текущим обслуживанием парка, это отдельная рыночная ниша. Кстати, «Аэрофлот» приобрел такую специализированную компанию.

В «Аэрофлоте» считают, что за все должна отвечать ОАК. Мы говорим: давайте вместе, мы готовы вам помочь — создадим сервисную компанию, которая будет обслуживать эти самолеты.

— Superjet изначально планировался как главный российский самолет, который будет использоваться по всему миру. Но этого не произошло, после катастрофы в Шереметьево от него отказывается даже Минздрав, «Аэрофлот» высказывает претензии, уходят последние иностранные заказчики. Почему проект Superjet не оправдал ожиданий?

— Минздрав не отказывается. Насколько я понимаю, Федеральное медико-биологическое агентство мотивировало желание заказать Falcon необходимостью летать на сверхдальние расстояния без дозаправки, так как Superjet на такое расстояние не может летать. Falcon — это маленький бизнес-джет, он изначально под это заточен. Superjet — в базе магистральный пассажирский самолет. Характеристики и стоимость борта в специальном исполнении сильно зависят от компоновки, состава специального оборудования. Мы готовы сделать самолет под их техническое задание. Тем более два таких самолета Superjet с медицинскими модулями успешно эксплуатируются в МЧС.

«Аэрофлот» — коммерческая организация, им надо, чтобы самолеты летали. С другой стороны, уже создан имидж, что Boeing или Airbus — надежные машины. Хотя даже у таких гигантов есть проблемы — ситуация с 737 MAX всем известна. После катастрофы в Шереметьево очень много было слухов и домыслов по поводу Superjet, все валили на самолет. Но ЧП могут случиться с любым самолетом. Давайте дождемся доклада МАК, узнаем, что на самом деле произошло.

— Ребрендинг проекта Superjet нужен?

— Что касается ребрендинга — может быть, действительно надо сделать. Тем более можно сделать наше российское название. Надо уходить от иностранных комплектующих, мы очень зависим от них — у нас каждый самолет на сегодняшний день убыточен. ОАК потом покрывает эти расходы за счет военной статьи. Мы хорошо делаем военную технику. Для возвращения статуса авиационной державы в гражданском авиастроении необходимо значительно наращивать объемы, проходить период докрутки самолетов за счет тех же объемов, и тогда все станет возможно.

Вряд ли в ближайшие пять лет зайдет разговор о продаже С-500

— Недавно были заявления США о том, что они расторгают контракт с Турцией по F-35 из-за покупки С-400. Санкции сказались на других наших покупателях? Саудовскую Аравию не потеряли?

— Никого не потеряли.

— В интервью Anadolu вы говорили, что будете совместно с Турцией производить компоненты для С-400. Что это за компоненты?

— С-400 — это очень высокотехнологичная система, которую так вот просто начать производить с нуля, с пустого листа невозможно. Но отдельные элементы — вполне, конкретизировать не буду.

— А с Индией такой вариант возможен?

— Да, с Индией мы тоже обсуждаем локализацию. Очень много техники, на которую мы Индии лицензию продали: самолеты Су-30, потом танк Т-90, ракеты BrahМos созданы с ними вместе, на их территории, вместе с их учеными.

— Китай, по нашей информации, на начало года из-за санкций не мог выплатить миллиард долларов за те же С-400.

— Сейчас нет такой проблемы.

— С Индией тоже были проблемы с выплатами по оружейным контрактам?

— Уже все выплатили.

— С другими иностранными партнерами после введения последних американских санкций проблемы были?

— Мы уже года два или три назад ушли от доллара в расчетах. Поэтому в основном у нас разные варианты оплаты бывают. Либо в национальной валюте, либо бартерная схема.

— Американское издание Military Watch писало о том, что первым покупателем С-500 «Прометей» может стать Китай.

— Это далеко, вряд ли в ближайшие пять лет вообще об этом зайдет разговор. Я думаю, серийный выпуск будет через год. Потом в первую очередь надо обеспечить свою армию и только после этого уже производить на экспорт.

— Почему?

— С-400 вполне продаваема и пользуется большим спросом.

Зеленский в «Квартале 95» был отличный

— Важный внешний рынок — Венесуэла, которую мы постепенно теряем из-за политической ситуации в стране. Вы могли бы оценить ущерб, сколько составляют потери на данный момент?

— Говорить «потеряли» — в корне неправильно. Потому что все контракты, которые были подписаны, полностью реализованы, за исключением строительства заводов. Но работа ведется — к сожалению, не так быстро, как хотелось бы. То там электричество отключат, то комплектующие не дают доставить... Но тем не менее потихонечку мы все равно работу продолжаем. Думаю, что заводы мы достроим. Там, в общем, уже немного осталось. Если бы не мешали, то мы бы сделали достаточно быстро. Основной акцент в совместной работе с этой страной в настоящее время делается на поддержании боеготовности ранее поставленной техники.

— Вы сказали, что два завода недостроены. Как охраняете предприятия?

— Для охраны самих объектов и рабочих на них нанимается охранная компания.

— Это российские частные военные компании?

— Нет, это не наши, это местные охранные компании, никакого отношения к России не имеющие.

— Нужна ли, на ваш взгляд, российская военная компания, которая поможет работать в горячих точках?

— Думаю, что нужна. Потому что у нас таких объектов много. К сожалению, мы иногда сталкиваемся с проблемами. Ну и настоящую безопасность обеспечить местные не всегда могут. Поэтому, конечно, если бы это была какая-то наша российская компания, было бы намного лучше. Например, перевозка наших грузов: сейчас захватывают то одно судно, то другое. Мы всегда нанимаем охранные компании.

— Вы собираетесь создавать свою охранную компанию в ближайшие годы?

— Вы знаете, до всего руки не доходят, всем заняться просто нереально. Если кто создаст, то, наверное, будем работать с ними.

— На Украине пришла к власти новая команда. Вернуться к сотрудничеству планируете?

— Надежда всегда умирает последней. Хотелось бы... Друзей и знакомых много, в том числе на Украине. Пока, к сожалению, мы не чувствуем никаких изменений. Сегодня мы уже никак не зависим от Украины, все комплектующие, которые ранее делались на территории этой страны, мы делаем самостоятельно. Зависимости нет никакой, поэтому и контактов никаких не осталось.

— Из команды Зеленского с кем-то знакомы?

— Нет. Не было необходимости. Я и раньше никого не знал, только по телевидению видел.

— А как вам президент Зеленский?

— В «Квартале 95» был отличный. Сейчас не знаю

— Эксперты считают, что после Украины второй рынок, который мы теряем на территории СНГ, это Казахстан — там нас вытесняют Турция и Китай. Вы согласны с такой оценкой?

— Не согласен. Какие были объемы поставок, такие и сохраняются, все ровно. Если говорить о гражданской продукции — АвтоВАЗ и КамАЗ там сборочные предприятия построили, они работают.

Если бы мы не трогали, так бы валили все в землю и закапывали

— После недавней истории с посаженным на поле самолетом начали говорить об очередном витке мусорного кризиса в Московском регионе. «Ростех» строит четыре мусоросжигающих завода в Подмосковье. В сроки укладываетесь? Сколько они будут стоить?

— Надеюсь, что да. Пока у нас все идет по графику, мы должны в 2021 году запускать первый завод и остальные — в 2022-м. Стоимость четырех подмосковных заводов и одного в Татарстане — 150 млрд руб.

— Многие экологи критикуют проекты заводов, говорят про несовременные технологии и большие выбросы.

— Люди либо за деньги это делают, либо совершенно далеки от темы... Одного эколога мы возили в Швейцарию, показали подобный завод. Он там все замеры сделал, все осмотрел. Приехал сюда и говорит: «А вы все равно сделаете хуже». Спрашиваю: «Почему?» Он: «Да потому что вы начнете экономить здесь, там, фильтры другие ставить». Почему мы будем экономить? Мы будем делать так, как это по проекту и есть. Но он постоянно пишет, что нет, все равно получится плохо. К сожалению, таких много, в том числе и тех, кто заинтересован по разным причинам в том, чтобы ситуация со свалками не менялась.

— Мусоросжигательные заводы — это решение проблемы?

— А другого решения вообще не существует. В мире пока никто ничего другого не придумал. Вначале идет сортировка, потом где-то процентов 40–50 можно повторно использовать. А все остальное нужно либо закапывать, либо сжигать. В Европе, к примеру в Швейцарии, нет территорий. У них даже килограмм запрещено закапывать в землю, только сжигать. В Японии то же самое.

К сожалению, просто раньше вопрос так остро не ставился. Мы открыли ящик Пандоры, вот и начался шум такой. А если бы вот не трогали, так бы валили все в землю и закапывали.

— Сколько нужно заводов построить для вывода Москвы из мусорного кризиса?

— Чтобы в Москве и области было нулевое захоронение — восемь заводов. Вот в Казани (там «Ростех» строит мусоросжигательный завод) будет сейчас нулевое захоронение.

— Ведете переговоры со столицей и Подмосковьем по строительству еще четырех заводов?

— Проблема в тарифах на электроэнергию в Центральном регионе. Строительство еще четырех заводов повлечет их увеличение, либо надо дотировать строительство из бюджета. Решение пока не принято.

— И какой это может быть объем дотаций?

— Четыре завода построим — тарифы увеличатся на 2 или 3%. Еще четыре завода — в два раза больше будет.

— С другими крупными городами, например с Санкт-Петербургом, не ведете переговоров о строительстве мусоросжигательных заводов?

— Пока нет, давайте сначала с этим разберемся. Я даже не хочу сейчас поднимать вопрос. У энергетиков своя позиция.

— А протесты местного населения на планы строительства влияют? Люди не хотят жить рядом с мусоросжигательными заводами.

— У нас как всегда — большая часть говорит: «Да, давайте, это надо делать, потому что иначе закапывать все, девать-то некуда». Но есть небольшая группа активистов, которую мы видим на экранах, в соцсетях, которая против, и ее слышно гораздо лучше, чем тех, кто «за». Очень много, конечно, здесь популистских вещей. Тот же Гудков всю свою предвыборную кампанию построил на мусорной теме.

Я не за то, чтобы все оставлять под государственным крылом

— Госкапитализм мешает России конкурировать с остальным миром.

— «Ростех» — госкомпания, но мы получаем активы далеко не сладкие. Они, наоборот, чаще всего находятся в тяжелом финансовом положении. Мы их приводим в порядок, чтобы актив был интересен инвестору, и только потом потихонечку продаем. Я не за то, чтобы все оставлять под государственным крылом. Там, где необходимо, где стратегическое предприятие, которое влияет на обороноспособность страны, нужно контроль оставлять государству. А там, где нет, можно вообще все продать.

— Вы не видите избытка государства в бизнесе?

— На данный момент оно, может быть, действительно так. Видите, у нас какая корпорация огромная. Но желающие забрать активы в очереди-то особо не стоят. Актив надо еще вначале привести в порядок, чтобы он был привлекательным. У нас же нет цели продать за бесценок абы кому, как это было в 1990-е.

— Почему госконцерны не могут произвести продукт массового потребления, который сможет конкурировать на мировом рынке, будет востребован потребителями по всему миру?

— Это же делается не вот так сразу: раз — и получился какой-то продукт. Посмотрите, сколько наших специалистов сегодня работают в Америке, в Израиле, которые создают этот продукт, а он мог бы быть у нас.

К сожалению, у нас ситуация была другая в стране, и эти талантливые люди искали лучшей жизни и применения своим знаниям, полученным в российских школах. Сегодня, наверное, у них возможностей было бы гораздо больше здесь. Но потихонечку страна развивается. Ведь совсем еще недавно, в начале 2000-х, вспомните, как было непросто.

— Вы говорите об уехавших ученых. У вас не складывается впечатление, что и в плане науки страна закрывается? Недавно Минобрнауки ввело правила общения между российскими и иностранными учеными.

— Здесь же не говорилось о том, что они не имеют права этого делать. Им просто сказали: «Вы аккуратнее общайтесь со своими коллегами и не раскрывайте тех, может быть, секретов, которые не нужно было бы раскрывать». Промышленный шпионаж — он же был, есть и будет.

— Если представить себе такую ситуацию, что в данный момент вы не глава госкорпорации «Ростех», а частный инвестор: вы бы инвестировали при текущей ситуации в российскую экономику?

— Конечно.

— А во что именно?

— У нас в корпорации столько разных интересных активов, где можно вполне найти применение своим средствам. Лично я не могу этого сделать, потому что здесь работаю. И мои родственники тоже.

Я пока не собираюсь уходить

— Вы говорили, что в 2007 году были готовы уйти на другую работу, но понимали: «корпорацию раздербанят на кусочки, растащат по норкам, каждый опять начнет торговать оружием самостоятельно, система рухнет». Сейчас система отрегулирована?

— Сейчас, конечно, ситуация изменилась. Мы выстроили четкую структуру корпорации, 15 холдингов, у нас 800 предприятий структурированы по отраслям. Каждый директор знает, чем он занимается, в каком направлении идет. Здесь уже нет ни каких-то внутренних противоречий, [ни] конфликтов, [ни] конкуренции. Каждый работает в своей нише. Поэтому на сегодняшний день я считаю, что корпорация вполне работоспособна.

— Когда вы этот механизм наладили, не появлялись мысли о подготовке преемника?

— На должность генерального директора госкорпорации назначает президент. Поэтому как администрация президента примет решение, подберет кого-то... Но я пока не собираюсь уходить.

— Вы себя видите в будущем в политике?

— Нет. Политика мне никогда не нравилась. Уже не раз говорил, что мне предлагали, я отказывался. Я сторонник конкретной работы: руководить предприятием, строить заводы, автомобили, самолеты. А быть политиком — это не мое. К этому тоже нужно иметь призвание.

Сергею Чемезову 67 лет. Он родился в городе Черемхово Иркутской области. Окончил Иркутский институт народного хозяйства, позднее — Высшие курсы академии Генштаба. После института работал в Иркутском НИИ редких и цветных металлов, затем в экспериментально-промышленном объединении «Луч». С 1983 по 1988 год возглавлял представительство «Луча» в ГДР, где познакомился с Владимиром Путиным. Они работали в резидентуре, жили по соседству и делили одну служебную машину на двоих. «У нас так случилось, что мы и по работе вместе рядом были, и машина, которая нам выделялась, она была одна на двоих... Одна машина на двоих, и мы через день на этой машине катались», — рассказывал Чемезов в фильме Андрея Кондрашова «Путин. Часть 2».

С 1988 по 1996 год Чемезов был замгендиректора «Совинтерспорта». В 1996 году был назначен начальником отдела внешних экономических связей Управления делами президента. В начале 2000-х — ФГУП «Государственная компания «Промэкспорт», был заместителем гендиректора, затем гендиректором «Рособоронэкспорта». С ноября 2007 года руководит госкорпорацией «Ростехнологии», позднее ставшей «Ростехом».

Чемезов — генерал-полковник ФСБ, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», доктор экономических наук. Является членом бюро высшего совета «Единой России».

«Того, что у меня есть, вполне достаточно

— Вы всю жизнь работаете в структурах, которые так или иначе связаны с государством. Когда вы стали богатым человеком?

— Не скажу, что я очень богатый человек, в список Forbes не вхожу, но я состоятельный человек. Я руковожу успешной компанией, и у меня хорошая зарплата. Если хотите, посмотрите декларации в интернете. Уже много-много лет я их публикую, и моя жена тоже.

— Вас критикуют за роскошь. ФБК Алексея Навального выпустил несколько расследований про принадлежащую вам и вашей семье элитную недвижимость в центре Москвы и в Испании, про квартиру рядом с Кремлем ценой 5 млрд руб.

— Мою квартиру московскую тут оценили в сумасшедшие деньги — 5 млрд. Если кто-то готов мне заплатить 5 млрд, я ему прямо сейчас готов отдать ключи и сказать: «Все, давайте деньги». Таких денег она не стоит. Поэтому все эти домыслы, вымыслы — это просто люди хотят пошуметь. Когда это появилось, я даже не стал ни отвечать, ни писать, ни звонить. Зачем? Если ты начинаешь оправдываться, значит, ты в чем-то виноват. Быть под огнем критики, часто неоправданной, когда ты занимаешь такой пост, — это нормально. Отношусь к этому спокойно.

Я не занимаюсь накопительством. Не складирую деньги в углах, не веду вычурный образ жизни. Яхт и самолетов у меня нет. Есть хороший большой дом, где мы живем с семьей. Есть большая квартира.

— Вы себя ограничиваете в расходах? Бывало такое, что вы мысленно говорили: «Это я не могу себе позволить, потому что я глава госкорпорации»?

— Наверное. Конечно, я не собираюсь дворцы строить, да и необходимости такой нет. Того, что у меня есть, вполне достаточно.

— В России появился тренд на создание «новой элиты». Дети ваших бывших и нынешних коллег по власти и службе в органах занимают руководящие посты в исполнительной власти, в крупных госкорпорациях. Как вы относитесь к этому?

— Когда ребенок со школьной скамьи по блату на «отлично» заканчивает школу, по блату поступает в институт и по блату устраивается на работу — как правило, такой человек вряд ли сможет самостоятельно в этой жизни чего-то добиться. А когда такой вызов перед ним встанет... Его каким угодно руководителем поставь, он все равно работать не сможет. Поэтому я не знаю людей, которые с таким воспитанием вдруг оказались действительно успешными в бизнесе либо на госслужбе. Ну так пристраивают на какую-то должность, лишь бы не мешал.

Что касается моих детей, я никогда им не говорил, чем они должны заниматься. Они все всегда выбирали себе свой путь. Либо заниматься бизнесом, либо врачом быть, либо политологом. Младший сын пошел в лицей Высшей школы экономики, потому что я не знаю ректора Высшей школы экономики. Он говорит: «Я специально пошел туда, чтобы ты не знал ректора».

Сергей [Чемезов-младший] учился всегда хорошо. До девятого класса — в обычной школе, у него там все пятерки были. Загрузка у него там очень большая. Каждый день то одна тренировка, то другая. Он и боксом занимается, на горных лыжах хорошо катается, и мастер спорта и чемпион России по аквабайку.

— У него недавно бизнес появился.

— Они с товарищем — вместе учатся — сделали свой бизнес. Я, честно говоря, даже не знал. Он мне принес худи. Я говорю: «Что это такое?»

— Вы носите худи от своего сына?

— Ну да, он принес, я на даче хожу в ней, на охоту езжу. Все это придумали они сами. Товарищ Сергея отвечал за дизайн, а мой Сергей устраивает бизнес. Первые деньги, заработанные в победе на соревнованиях, сын вложил в этот бизнес.

— Не поступали вашим детям предложения работать в исполнительной власти или госструктурах?

— Да постоянно! То одного тянут, то другого. Я говорю категорически: «Никуда!» Чтобы рядом в периметре «Ростеха» никого не было! Хотя очень сложно это бывает, потому что мы занимаемся всем, очень тяжело им где-то не появиться. Ну и, конечно, на госслужбу идти не надо. Работайте в бизнесе.

Путин бы, наверное, с удовольствием ушел отдыхать

— Председатель Госдумы Вячеслав Володин несколько раз говорил о том, что надо внести изменения в Конституцию. Вы к этому вопросу как относитесь? Можно менять и нужно ли?

— Коренным образом, конечно, менять нельзя. Но жизнь идет, жизнь изменяется. Допустим, в Соединенных Штатах Конституции сотни лет. И то многократно были поправки. Наша не такая старая, поэтому, может быть, какие-то изменения внести можно. В любом случае должно решаться коллегиально, должно быть вынесено на обсуждение народа.

— А какие изменения именно?

— Я же не говорил, что ее нужно поменять. У Володина спросите, что он имел в виду.

— Летом были массовые протесты в Москве из-за недопуска кандидатов на выборы в Мосгордуму. Как относитесь к тому, что происходило в городе?

— Как бизнесмен скажу, что политическая нестабильность — это плохо для экономики. Промышленности и бизнесу не нужны потрясения. Санкции, еще и внутренние проблемы — какие инвесторы к нам придут? Десять раз подумают. С другой стороны, очевидно, что люди сильно раздражены, и это не на пользу никому. Наличие здравой оппозиции идет во благо любому органу, представительному собранию и в конечном счете государству — какая-то должна быть альтернативная сила, которая что-то подсказывает и дает сигналы в ту или другую сторону. Об этом неоднократно говорил и президент. Если всегда все хорошо, так мы можем в застойный период уйти. Это мы уже проходили.

Но в любом случае должен соблюдаться закон. Провокации до добра не доведут. Вспомните историю: попа Гапона, кровавое воскресенье — к чему это привело. Если оппозиционные кандидаты пройдут в Мосгордуму, это будет даже полезно. Но это не должно достигаться любой ценой.

— Политологи говорят о существовании «Политбюро 2.0» — ближнем круге президента, в который включают и вас.

— Честно говоря, у меня это всегда вызывало улыбку. Строят какие-то гипотезы, системы связей. Что такое «Политбюро 2.0»? Как будто мы собираемся, какие-то назначения обсуждаем. Я знаю многих из этих людей, но никаких особых собраний с ними мы не проводим никогда.

— То есть коллегиальных решений нет?

— Да ну что вы, глупость какая.

— Как вы считаете, Владимир Путин должен остаться на посту президента после 2024 года?

— Если говорить по-человечески, ему тяжело, конечно. И он бы, наверное, с удовольствием ушел отдыхать. Поскольку в соответствии с Конституцией он дальше все равно не может руководить страной — наверное, какой-то другой пост может занять.

— Президент вас приглашает посоветоваться по каким-то вопросам?

— Что касается деятельности корпорации — конечно, да.

— А в том, что касается косвенно?

— В том, что не касается, он позовет советоваться других специалистов, кто в этом что-то понимает. То, что непосредственно касается торговли вооружением либо наших предприятий, — конечно, он звонит и спрашивает что-то.

— Бывает и такое, что он звонит и ругается, да?

— Ну, бывает, конечно.

— Когда последний раз был?

— Давайте не будем об этом.

Мы спонсируем не только Аллу Борисовну

— Сколько «Ростех» ежегодно тратит на спонсорство и благотворительность? Куда идут эти деньги?

— Около 2 млрд выделяют наши предприятия ежегодно. Технологии, культура, человек — вот наша политика в этой области. Например, конференции ЦИПР и «Биотехмед» при нашей поддержке дают импульс для развития «цифры» и медицинских технологий. Поддерживаем также множество культурных инициатив, созвучных нам, таких как Фестиваль фейерверков, фестиваль «Толстой», «Спасская башня» или Индустриальная уральская биеннале. Кругом санкции, а мы открываем границы и приглашаем ведущих мировых мастеров, чтобы поговорить на языке культуры, а не войны. Мы с удовольствием инвестируем в людей. В развитие их знаний, профессиональных качеств, здоровья. Это чемпионат рабочих профессий Worldskills, форум для одаренных школьников «ПроеКТОриЯ», корпоративный спорт, параолимпийский спорт. Кстати, мы возродили спортивное движение «Трудовые резервы», которое было хорошо известно в СССР. Это, конечно, не все, только часть работы.

— А фильмы снимаете?

— Да, последний был «Балканский рубеж».

— Вам понравился?

— Ну, он такой...Очень много крови — один кетчуп везде. Но тем не менее такой в американском стиле боевик. Сейчас помогаем снимать фильм о семье рабочих, о людях, работающих на заводе. В частности, на нашем Казанском вертолетном заводе.

— Недавно «Вертолеты России» пожертвовали 40 млн на юбилейный концерт Аллы Пугачевой.

— На самом деле 20 млн. Во-первых, мы спонсируем не только Аллу Борисовну. А во-вторых, почему Аллу Борисовну? Потому что это человек известный, ее песни вся страна поет. Разве она не может рекламировать «Вертолеты России»? Один какой-то депутат говорил: «А зачем «Вертолеты России» рекламировать в России?» Я говорю: «Что значит «зачем»? Мы же в России тоже продаем? А это же еще и имидж компании». Почему «Газпром» или «Роснефть» и любые другие компании российские себя рекламируют?

— Какую музыку вы слушаете?

— Слушаю и пою практически все. В основном в караоке.

Источник
/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /